Ну, и что же случилось с сим французским сановником? А то, что надумал он стать товарищем министра плодородия. Однако секретарь де Лагероньера, некий Гюгель, сам метит на этот пост. Зная, что министр плодородия не любит прыщавых, он покупает в лавке на несколько рублей казанского мыла, перцу, серной кислоты и других едких веществ с тем, чтобы подсыпать их в ванну его превосходительства и вызвать на теле де Лагероньера появление компрометирующих вздутий.
Министр плодородия решает сам познакомиться со своим будущим заместителем и является к нему в ту самую минуту, когда тот принимает свою ядовитую ванну. Разговор, состоявшийся между министром и намыленным сановником, достоин того, чтобы его воспроизвести.
«М и н и с т р (садится около ванны.). Вы хотите быть моим товарищем? Какой у вас взгляд на вещи?
ДеЛагероньер. Я более смотрю на них косвенно.
Министр. Это хорошо. А направление века?
ДеЛагероньер. Можно дать другое направление.
Министр. Это необходимо. Когда я займусь министерством здоровья, то поручу вам плодородие. Дайте ему совершенно другое направление.
Де Лагероньер. В каком смысле я должен понимать?..
Министр. В самом прямом смысле. Плодородие должно зависеть от министерства, то есть от меня. Я не хочу, чтобы в нашем отечестве что-либо росло или рождалось без моего позволения. О всех посевах надо будет сперва представлять мне смету на утверждение. Без моего ведома чтоб никто не смел посеять ниже кресс-салату. Все, что вырастет мимо меня,— вон!
Де Лагероньер. Это показывает глубокую заботливость вашего превосходительства.
Министр. Таков мой взгляд. Куры, яйца, свиноводство и даже само движение народонаселения, понимаете, должно подлежать моему надзору. Все, что будет сверх сметы,— вон!..»
Однако этим благодетельным для Франции указаниям не суждено было воплотиться в жизнь. Министр отверг де Jlaгероньера, потому что у того вскочило на лбу 25 прыщей. А самого министра плодородия сверг с его поста полковник Биенинтенсионе, каковую фамилию можно было бы перевести на русский словом Благонамеренный.
Образ полковника считается большой творческой удачей драматургов Прутковых. Служа в «министерстве подозрения», он очень бдителен и обходителен. Всякого он целует взасос. Его любимые слова: «Говорите смело, не жалейте ни отца, ни матери...» и «Я вам второй отец». Перед ним раскрываются сердца и развязываются языки. Он знает подноготную всех, в том числе и министра плодородия, написавшего в юности опрометчивый стишок: «Народов идеал, свобода золотая!» Убрав со своего пути всех, полковник и сам метит в министры...
А теперь пора восстановить историческую справедливость.
Долгое время в литературоведении считалось, что автор сатирической поэмы «Сон Попова» Алексей Константинович Толстой был первым, кто осмелился вывести на страницы художественного произведения образ ласкового «лазоревого полковника» из жандармского ведомства. Однако мы знаем, что, принадлежа к числу друзей Прутковых, А. К. Толстой не мог не быть знакомым и с творчеством Антона и Агапия. Несомненно, что именно «Торжество добродетели» повлияло на создание образов и министра, и полковника в поэме «Сон Попова», написанной гораздо позже.
Итак, добродетель восторжествовала. Имена Антона и Агапия Прутковых выплыли из тьмы забвения и, как мы надеемся, займут прочное место в учебниках литературы. Они были первыми!
В драме «Торжество добродетели» есть одно весьма любопытное примечание. В нем указано, как играть сцену в ванной. Актеру предлагается сесть не в воду, что было бы неприлично, а в сухую ванну, выставив наружу только мокрую голову, шею без галстука и голую руку. Примечание завершает фраза : «Так представляли мои дети в домашнем театре, и вышло очень хорошо».
Читатель уже догадался, что это слова самого Козьмы Петровича Пруткова. Они дают очень наглядное представление о домашних развлечениях покойного и его детей.
Но каким образом в драму вставлено замечание уже скончавшегося Козьмы Пруткова?