После взятия Парижа, он вернулся в свою батарею и проделал с ней путь в Россию. По дороге он оказал российской словесности еще одну нечаянную услугу, которую вряд ли можно назвать удачной.
К проезжавшему через Берлин Жемчужникову бросился какой-то оборванец и крепко ухватился за стремя.
— Миша, — кричал он, — ты узнаешь меня? Миша, я — Фаддей Булгарин.
Это и в самом деле был его однокашник по Первому кадетскому корпусу. Поляк по рождению, Булгарин недолго служил в русской армии, потом нищенствовал в Ревеле и пил горькую. Вынырнув в Варшаве, вступил в польскую армию и дослужился у Наполеона до капитанского чина. Попав в плен к пруссакам, он совсем было отчаялся и вдруг увидел Жемчужникова.
Михаил Николаевич вспомнил былые шалости в корпусе, но как-то запамятовал всегдашнюю ненависть Булгарина к России и его обещания при первом случае «пустить русским кровь». Теперь Булгарин просился в Россию. Жемчужников великодушно разрешил ему занять место в батарейной повозке и довез до Варшавы...
Часто потом вспоминал этот случай Жемчужников, наблюдая деятельность одного из самых могучих журналистов, странного человека, который был ненавидим всеми и тем не менее обладал непонятным обаянием, снискал дружбу Рылеева и Грибоедова, оставившего ему рукопись «Горя от ума».
— Был у нас случай в Германии, — рассказывал Жемчужников, — хотели мы перейти через реку, но куда не сунемся, везде глубоко. А на другой стороне какой-то немец стоит. Мой денщик Дий ему кричит: «Эй, как тут перейти?» Немец не понимает, а я молчу, смотрю, что дальше будет. Дий немцу знаками показывает — мол, переправиться надо на другую сторону. Тот все головой мотает. «Эка немецкая голова! — говорит мой Дий и, вынув из-за пазухи хлеб, показывает его немцу. — Ну, вишь ты, ведь это тут, в реке, где здесь брод?» Но немец такой непонятливый попался, что этот брод никак уразуметь не мог...
Михаил Николаевич говорил серьезно, а глаза его блестели совсем весело. Ольга Алексеевна хохотала. Жемчужников нравился ей все больше и больше.
Мать Перовских, Марья Михайловна Соболевская, и в свои пятьдесят лет была очень красива. Величавая, спокойная, она оставалась добрым гением семьи, и перед ее обаянием смирялся даже нелюдимый ботаник Алексей Кириллович Разумовский, не дававший своим незаконным детям и не принимавший от них никакой ласки.
Зато домашнее образование его деньги дали им прекрасное. Сперва дети воспитывались в наследственном селе Перове, что объясняет их фамилию. Но одйой фамилии было мало. У Разумовских уже был пример доказательства своего дворянского происхождения. При рождении старших «воспитанников» создана была легенда о несуществовавшем муже Марьи Михайловны, знатном дворянине Алексее Перовском, который будто бы служил в русской армии поручиком и «во время усмирения польских бунтов и в прошедшем 1794-м годе умре под Аршавой»6.
В суде соседнего города Погара нашли документ, косвенно подтверждающий это. По указу Петра I поручикам, как обер-офицерам, жаловалось потомственное дворянство.
Перовских вместе с матерью внесли в родословные книги. У них уже и дворянский герб имелся, но все было настолько шито белыми нитками, что незаконные дети Разумовского получили дворянство лишь тогда, когда сам граф стал снова близок ко двору и попросил об этом Александра I. Но для матери их так исключения и не сделали.
«Воспитанники» оказались на диво способными. Юноши успешно закончили Московский университет, храбро сражались во время Отечественной войны и впоследствии сделали внушительную карьеру.
Николай Алексеевич Перовский был губернатором в Крыму. (Революционерка Софья Перовская — его внучка.)
Алексей Алексеевич Перовский вошел в русскую литературу под именем Антония Погорельского, его повести и роман «Монастырка» имели громкий и заслуженный успех, а сказка «Черная курица, или Подземные жители» принесла ему славу едва ли не основоположника русской детской литературы. Это о его повести «Лафертовская Маковница» писал Пушкин своему брату Льву в 1825 году:
«Душа моя, что за прелесть бабушкин кот! Я перечел два раза и одним духом всю повесть, теперь только и брежу Тр. Фал. Мурлыкиным. Выступаю плавно, зажмуря глаза, повертывая голову и выгибая спину. Погорельский ведь Перовский, не правда ли? »
Лев Алексеевич'Перовский стал и сам графом, министром уделов, руководил Академией художеств и всеми археологическими исследованиями в России.
Василий Алексеевич Перовский, друг Пушкина и Жуковского, стал оренбургским генерал-губернатором и тоже графом.
Умер графом и полным генералом и самый младший из Перовских, Борис Алексеевич.