Как-то А. А. Перовского навестил Пушкин. На всю жизнь Алексей Толстой запомнил смех поэта. Дело было в гостиной. «Пушкин так рассмеялся чему-то, что упал на пол и, лежа на полу, продолжал смеяться»9.
Алешу учат английскому, французскому, немецкому, итальянскому, латинскому языкам, занимаются с ним живописью и музыкой. Дядя берет его с собой в поездку за границу. В Веймаре, помимо герцогских детей, маленького графа Толстого представляют великому Гёте, который сажает его к себе на колени, ласково разговаривает и одаривает куском Мамонтова клыка с собственноручно выцарапанным изображением фрегата.
В 1831 году А. А. Перовский снова везет сестру с ее сыном за границу. Они ездят по Италии и покупают картины и статуи работы старых мастеров. Алеша ведет дневник, который говорит о том, что мальчик прекрасно разбирается в искусстве. Он и потом вспоминал: «Та или иная картина или статуя, равно как и хорошая музыка, производили на меня такое сильное впечатление, что волосы мои буквально поднимались на голове». Венеция, Верона, Милан, Генуя, Флоренция, Рим, Неаполь... Алеша насыщается южными красками и замечательным искусством так, что по возвращении в Россию испытывает нечто вроде ностальгии по Италии.
Алексей Толстой много читает и постепенно у него складывается свое миропонимание, настолько отличное от взглядов дяди и матери, что он вынужден таиться, чтобы их не огорчить. «Помню, как я скрывал от него (от А. А. Перовского.— Д. Ж.) чтение некоторых книг, из которых черпал тогда свои пуританские принципы, ибо в том же источнике заключены были и те принципы свободомыслия и протестантского духа, с которыми бы он никогда не примирился и от которых я не хотел и не мог отказаться. От этого происходила постоянная неловкость, несмотря на то огромное доверие, которое у меня было к нему».
Внешне их отношения не изменились. Послушный сын и племянник внимал наставлениям матери и дяди, готовивших его к блестящей служебной и придворной карьере. Досада прорывалась только тогда, когда его упрекали в чрезмерном увлечении стихами. Перовский показывал их Жуковскому и Пушкину, и они одобряли опыты талантливого подростка. Но тем не менее, когда Толстому было лет четырнадцать, Перовский устроил так, что одно из стихотворений было напечатано в журнале и тут же помещена убийственная рецензия10. Это, кажется, нисколько не охладило юного поэта, но надолго отбило охоту печататься.
Он жил то в Красном Роге, то в Петербурге, то за границей, а больше всего в Москве, где готовился к сдаче университетских экзаменов, а заодно начал службу в Московском Архиве министерства иностранных дел, в старинном каменном здании, некогда стоявшем в кривом переулке за Покровкой. Этот архив был всегда знаменит служившей там молодежью. В нем в свое время обитали «любомудры», из его стен вышли братья Веневитиновы и Киреевские, Хомяков, Кошелев, Шевырев и многие другие писатели и общественные деятели. Это об «архивных юношах» говорил А. С. Пушкин, что они «воспитывались в Московском университете, служат в Московском Архиве, они одарены убийственной памятью, все знают, все читали», и что их «стоит только тронуть пальцем, чтобы из них полилась их всемирная ученость...»
В восемнадцать лет Толстой сдал экзамены по всем предметам, составлявшим курс словесного факультета Московского университета и получил аттестат на право быть чиновником первого разряда.
Подробностей жизни молодого Алексея Толстого вообще мало в мемуарной литературе, но даже то немногое, что рассказывают, поражает воображение.
«Граф Толстой,— писал А. В. Мещерский,— был одарен исключительной памятью. Мы часто для шутки испытывали друг у друга память, причем Алексей Толстой нас поражал тем, что по беглом прочтении целой большой страницы любой прозы, закрыв книгу, мог дословно все им прочитанное передать без одной ошибки; никто из нас разумеется не мог этого сделать»11.
К. Брюллов. Портрет А. К. Толстого. 1836.
Рассказав любопытную историю, как по просьбе А. А. Перовского великий Брюллов писал портрет Алексея Толстого в охотничьем костюме и с английским сеттером у ног, Мещерский скорее по памяти, чем по портрету, описывает внешность молодого аристократа:
«Глаза у графа лазурного цвета, юношески свежее лицо, продолговатый овал лица, легкий пушок бороды и усов, вьющиеся на висках белокурые волосы — благородство и артистизм.
По ширине плеч и по мускулатуре нельзя было не заметить, что модель не принадлежала к числу изнеженных и слабых молодых людей. Действительно, Алексей Толстой был необыкновенной силы : он гнул подковы, и у меня между прочим долго сохранялась серебряная вилка, из которой не только ручку, но и отдельно каждый зуб он скрутил винтом своими пальцами».