Свои письма Толстой снабжал смешными иллюстрациями.
К тому же времени относятся «Басня о том, что, дескать, как один философ остался без огурцов» и «О том, как юный президент Вашингтон в скором времени сделался человеком» — пародия на книги о первом американском президенте, в которых тот начал совершать добродетельные подвиги едва ли не в младенчестве. Может быть, Алексею Толстому попало в руки сочинение Уимса «Жизнь Джорджа Вашингтона с удивительными анекдотами, лестными для него и поучительными для его юных соотечественников».
Любопытно, что Алексей Толстой, дурачась, приплетает сюда же и Вашингтона Ирвинга, словно бы догадываясь, что через двадцать лет (1855—1859) этот писатель издаст пятитомную биографию Джорджа Вашингтона, тоже наполненную душещипательными историями.
1 СПб., 1912.
2 П. П. Гнедич. Книга жизни, М., 1929 ,стр. 191—192.
3 И. В., 1894, т. 55, стр. 307.
4 В. Е., 1905, т. II, стр. 137.
6 ПД, ф. 301, ед. хр. 10.
6 ГПБ, ф. 118, ед. хр. 476.
7 «Новое время», 19 нояб. (2 дек.) 1911 г.
8 Русский библиографический словарь, т. I, вып. 2, стр. 393.
9 «СПб. Ведомости», 1913 г. 15 авг.
10 ГПБ, ф. 118, № 476.
11 Р. А., 1900, 5—8, стр. 373.
12 Р. С., 1894, апр., стр. 3—4.
13 ЦГАЛИ, ф. 506, on. 1, ед. хр. 15.
14 «...Сию минуту постараюсь породить на свет несколько драматических сцен и прошу тебя не прогневаться, если впущу в оные два или три лица, не назначенных в твоем каталоге»,— писал А. Толстой своему приятелю.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Директор Училища правоведения генерал Семен Антонович Пошман, поправив золотые очки, еще раз оглядел строй новичков. Теперь они, переодетые в черные курточки с зелеными воротничками, в темно-серые нанковые панталоны, выглядели вполне пристойно. Он обернулся к молодому принцу Петру Ольденбургскому, и тот махнул рукой — продолжайте, мол.
Строй зашагал в столовую. Мальчики стали меж скамеек и столов, лицами к образу и запели молитву. Принц Ольденбургский был лютеранской веры, но это не мешало ему растроганно кивать головой. В двадцать три года он нашел себе достойное занятие, пожертвовал на недавно открытое училище миллион, приезжал туда каждый день, вникал в каждую мелочь. Прошел почти год, но увлечение принца оказалось стойким...
Среди новичков молился и пятнадцатилетний Алексей Жемчужников. Отец отдал было его в петербургскую гимназию, но тотчас перевел в Училище правоведения, которому, наряду с Лицеем, предстояло стать «рассадником государственных младенцев», поставлять юристов во все звенья государственной машины.
Алексей был благонравным учеником и почтительным сыном. Он едва ли не ежедневно сообщал Михаилу Николаевичу о своих успехах и даже разговорах с педагогами и товарищами.
В пятницу вечером, 19 декабря 1836 года, Алексей Жемчужников писал отцу: «Г-н Каврайский ко мне подходит и поздравляет меня ; я его удивленно спрашиваю — с чем?
Тогда он мне сказал, что он читал в указе, что ты назначен Губернатором в С.-Петербурге. Я ничего в это время не почувствовал, ни даже радости, но ложившись спать, когда молился Богу, то благодарил его за его милость, потому что все, что Бог делает — все к лучшему»1.
Странно читать эти строки Алексея Жемчужникова, которого впоследствии цензура обвиняла в атеизме. Но и под старость у завзятого либерала будут встречаться в лирике религиозные мотивы, а в записной книжке появятся такие строки:
«Религиозность в детстве — важный элемент всей жизни в будущности, хотя бы после эта религиозность совсем исчезла (пример моей религиозности в детстве и юности). Отсутствие религиозности в детстве должно быть заменено чем-нибудь другим. Пустое место после нее — страшно...»2
Пока же все его письма к отцу дышат религиозной экзальтацией. Михаил Николаевич Жемчужников, несмотря на свои многотрудные обязанности, связанные с постом петербургского гражданского губернатора, по-прежнему уделяет большое внимание детям.
Он посещает своих младших сыновей в Царском Селе, где они еще не в кадетских курточках, а в красных русских рубашках учатся грамоте и счету в приготовительном классе под надзором классной дамы мадам Бониот. Он исправно отвечает на письма старших.
Маленькие Жемчужниковы проводили летние каникулы на дачах у сестер покойной матери — у княгини Львовой в Лесном корпусе и у вдовы коменданта Петропавловской крепости Марии Алексеевны Крыжановской в Петергофе.
О Петергофе у младших Жемчужниковых осталось воспоминание, связанное с курением. Местный архитектор угостил малышей сигарами. Владимир тотчас отдал свою Александру, который спрятал ее в карман, а Лев продолжал курить. У него закружилась голова, началась рвота, он высунулся из окна и выпал во двор со второго этажа. К счастью, он попал на бельевые веревки, которые спружинили и смягчили падение. С тех пор Лев вообще не курил. В корпусе он, как и Александр, отличался проказами — то станет в присутствии офицера угрожающе точить нож, то начертит у спящих кадетов ляписом на лбах кресты...3