Григорий Книжник в очередной раз ошибся в значении слова. Скорее, это его можно назвать русофилом. В той смеси осуждения русской «неопределенности» и восторга перед ней преобладает второе чувство, столь характерное для иностранцев: им кажется, что они начинают понимать «русскую душу». Он и женился-то на немолодой девице — княжне Е. А. Куракиной, завороженный надеждой стать своим в русской дворянской среде, но снова был осыпан насмешками...
В заметках Геннади имена Жемчужниковых встречаются сравнительно часто. Он дорожит дружбой, следит за их успехами и наводит нас на след Козьмы Пруткова. В начале 1855 года он записывает:
«Ж. (Алексей Жемчужников.— Д. Ж.) с гр. А. Толстым все занимались сочинением разных басенок, шуточек, пародий и вообще материалов для Ералаша .Современника. Теперь, кажется, воображение его принимает более серьезное направление».
28 апреля он делает к этой записи примечание:
«В апреле (17-го) Ж. сделали помощником секретаря Деп-та законов Госуд. Совета и дано ему 2000 р. жалования. Кажется, надо сказать «прощай его поэзия».
И следом после первой записи об А. Жемчужникове в 1855 году читаем :
«Вчера, 17 февраля был у Дюссо обед в честь П. В. Анненкова, издателя сочинений Пушкина... Участвовали: Панаев, Некрасов, Дружинин, Авдеев, Михайлов, Арапетов, Майков, Писемский, Жемчужников, граф А. Толстой, Гербель, Боткин, Гаевский, Языков. Тургенев был болен... К нему... были сочинены совокупно стихи, или стишонки без особенной соли...»
В летописи жизни Некрасова говорится, что 17 февраля 1855 года на обеде в честь Анненкова, по поводу выхода I тома Полного собрания сочинений Пушкина, Тургенев был.
И надо бы тут вернуться к воспоминаниям о Некрасове, оставленным А. Н. Пыпиным, к «холостой компании тогдашнего барского сословия... попадавшей на темы совсем скользкие». Наверно, и Козьма Прутков развлекался подобным же образом, но из напечатанного немного «соленой» можно считать лишь басню «Червяк и Попадья».
Пыпин завершил свои впечатления от обедов у Некрасова и Панаева попыткой объяснить смысл появления на свет Козьмы Пруткова:
«В это время Дружинин писал в «Современнике» целые шутовские фельетоны под заглавием: «Путешествие Ивана Чернокнижникова по Петербургским дачам» — для развлечения читателя, да и собственного. В это время создавались творения знаменитого Кузьмы Пруткова, которые также печатались в «Современнике» в особом отделе журнала, и в редакции «Современника» я в первый раз познакомился с одним из главных представителей этого сборного символического псевдонима, Владимиром Жемчужниковым. В то время, когда писались творения Кузьмы Пруткова, приятельская компания, которую он собою представлял, отчасти аристократическая, проделывала в Петербурге различные практические шутовства, о которых, если не ошибаюсь, было говорено в литературе по поводу Кузьмы Пруткова. Это не были только простые шалости беззаботных и балованных молодых людей ; вместе с тем бывало здесь частью инстинктивное, частью сознательное желание посмеяться в удушливой атмосфере времени. Самые творения Кузьмы Пруткова как бы хотели быть образчиком серьезной, даже глубокомысленной, а также скромной и благонамеренной литературы, которая ничем не нарушала бы строгих требований «негласного комитета». Знаменитая пьеса «Фантазия» должна была представлять просто скромную шутку, без признака какой-нибудь тенденции; но и «Фантазия», и мудрые афоризмы Кузьмы Пруткова, исторические анекдоты, басни и проч., все это было сплошное шутовство, где, однако, при некотором внимании мелькала какая-то неопределенная насмешка: в литературу введен был писатель, который очевидно был карикатурой,— тупоумный и одурелый чиновник, который считал себя мудрым и благонамеренным. По странной случайности, около этого времени заехал в Петербург мелкий провинциальный чиновник, хлопотать о своих делах. Это был некто Афанасий Анаевский, известный тогда уже в литературе так же, как во времена Пушкина известен был Александр Анфимович Орлов,— автор целого ряда небольших книжек, совсем серьезных по намерению автора, но чудовищных по своей нелепости,— как бы прототип Кузьмы Пруткова; книжки носили, например, такие названия: «Энхиридион любознательный», «Жезл», «Экзалтацион и 9 муз», «Мальчик, взыгравший в садах Тригуляя» и т. п.»10.
Вот вам и еще одно покушение на тайну Козьмы Пруткова, попытка, что называется, одним махом найти и смысл его творчества, и его прототип. А сколько их еще будет!
1 Цит. по «Истории русской журналистики XVIII—XIX веков», М., 1973, стр. 149.