А. Е. Бейдеман. Портрет Льва Махай ловича Жемчужникова. 1850-е гг.
«Застаю В. А. Перовского, обложенного бумагами за письменным столом, угрюмого и растрепанного, — вспоминал Лев.
— Что такое? Что тебе нужно? — обратился он ко мне с вопросом.
Я рассказываю ему о несчастий, постигшем художника, о своем участии и прошу выручить.
— Ведь его уже забрили — что же я могу сделать? Когда будут сортировать по полкам, я возьму Агина к себе и облегчу его положение.
— А теперь разве нельзя освободить его от солдатчины?
— Нельзя ; он уже принят...
— Ну прощайте. Мне надо избавить его от этой службы, а не облегчить службу!
Сухо простившись, я вышел. Отец и братья ждали моего возвращения. С горечью и негодованием я передал им ответ Перовского...»
Так открывается еще одна черта Жемчужниковых, их сочувствие к попавшим в тиски государственной машины, стремление помочь им.
Лев собрал среди своих знакомых по подписному листу три тысячи рублей,, купил рекрутскую квитанцию и освободил Агина.
Художники на радостях устроили в складчину вечер и пригласили на него Алексея, Александра, Владимира и Льва Жемчужниковых, отказавшись принять от богатых братьев их вклад. Мало того, скульптор Беляев сделал бюст Льва и в день именин Михаила Николаевича Жемчужникова поставил свое произведение в кабинете сенатора рано утром, пока еще тот спал. На бюсте была надпись: «Подарок отцу, в память благородного поступка сына, от художников. 1850 г., 8-го ноября».
В том же 1850 году друзья Козьмы Пруткова просили своего дядю Василия Алексеевича Перовского вступиться за Шевченко. В делах III Отделения сохранилось письмо генерала к Дубельту :
«Зная, как у вас мало свободного времени, я не намерен докучать вам личными объяснениями, и потому, прилагая при сем записку об одном деле, прошу покорнейше ваше превосходительство прочесть ее в свободную минуту, а потом уведомить меня: можно ли что-либо, по вашему мнению, предпринять в облегчение участи Шевченко?»1
В записке было изложение дела украинского художника и поэта, «отправленного на службу рядовым за сочинение на малороссийском языке пасквильных стихов... С тех пор рядовой Шевченко вел себя отлично... В прошлом году... командир отдельного Оренбургского корпуса (Обручев.— Д. Ж.), удостоверившись в его отличном поведении и образе мыслей, испрашивал ему дозволения рисовать, но на это представление последовал отказ... Рядовому Шевченко около сорока лет; он весьма слабого и ненадежного сложения...»
Дубельт ответил: «Вследствие записки вашего превосходительства от 14 февраля, я счел обязанностью доложить г. генерал-адъютанту графу Орлову... Его сиятельство... изро-лили отозваться, что, при всем искреннем желании, сделать в настоящем случае угодное вашему высокопревосходительству, полагает рановременным входить со всеподданнейшим докладом...»
А через два месяца Шевченко, который жил в Оренбурге сравнительно вольно и, вопреки запрещению, рисовал и писал, был вновь арестован.
Ко времени назначения В. А. Перовского начальником Оренбургского края, стараниями III Отделения Шевченко уже перевели из города в Орскую крепость, а потом на Мангышлак.
Лев Жемчужников впоследствии писал биографу Шевченко, А. Я. Конисскому:
«Перовский знал о Шевченко от К. П. Брюллова, Вас. Андр. Жуковского и пр. Просил за Шевченко у Перовского, при проезде его через Москву, и граф Андр. Ив. Гудович (брат жены Ильи Ив. Лизогуба); просил за него и в Петербурге и в Оренбурге двоюродный брат мой, известный теперь публике поэт, граф А. К. Толстой. Но Перовский, хотя и был всесильным сатрапом, как выразился Шевченко, ничего не мог сделать для Шевченко : так был зол на поэта император Николай Павлович. Перовский говорил Лизогубам, Толстому и Гудовичу, что лучше теперь молчать, чтобы забыли о Шевченко, так как ходатайство за него может послужить во вред ему. Факт этот есть факт несомненный и серьезный, так как освещает личность В. А. Перовского иначе, чем думал о нем Шевченко. Перовский, суровый на вид, был добр, чрезвычайно благороден и рыцарски честен : он всегда облегчал судьбу сосланных, о чем не раз заявляли эти сосланные поляки и русские, но в пользу Шевченко он сделать что-либо был бессилен. Император Николай считал Шевченко неблагодарным и был обижен и озлоблен за представление его жены в карикатурном виде в стихотворении «Сон»...»