«Это только сон», — сказал Крабат и погладил ее плечо.
Но Смяла сказала: «На опушке леса рядом с бузиной теперь появились кусты с ягодами, похожими на бруснику. Но это волчьи ягоды».
Крабат подумал, еще не доказано, что мой посох сотворил именно волчьи ягоды, а вслух сказал: «Как это ты сразу придумываешь подходящее название, я просто восхищен».
«Не хочу придумывать подходящие названия для ужасных вещей, которые ты творишь, — сказала Смяла. — Не хочу жить в страхе перед твоими творениями».
Ночь была длинная и теплая, и темная волна вновь накатила на Крабата, мысли о волшебном посохе и его своевольной чудотворной силе напрочь вылетели из его головы, а руки сами пустились на поиски чуда, и всюду, где они касались тела Смялы, взметывались такие фонтаны брызг, что вскоре волна захлестнула его с головой.
Но Смяла осталась на берегу: плотина страха отгородила ее от волны. Как ни крутились бурунчики пены, как ни шипели и ни бились волны, она оставалась на берегу.
«Поклянись», — прошептала она, и он поклялся не вмешиваться в ход вещей и не пользоваться чудо-посохом, не творить за Творца.
Но нечаянно Крабат нарушил клятву.
Чтобы добыть камней для постройки дома, он принялся дробить огромный валун с красивыми прожилками. Недели тяжкого труда ничего не дали — Крабат выбился из сил и вконец испортил ломик, а получилась лишь тачка обломков. Разъярившись на проклятый камень, Крабат воскликнул в сердцах: «Пусть каждый отбитый осколок оживет и станет мне помощником». Едва он это сказал, как тут же захотел взять свои слова обратно; однако любопытство взяло верх, он удержался и ощутил и ужас, и восторг, когда желание его исполнилось: вокруг валуна как из-под земли выросло целое войско пестро разодетых, грубых, неотесанных бородачей; один держал штандарт, другой бил в барабан, и. все хором горланили песню: Наш кайзер греет задницу, а Валленштейн бьет шведа. Платите чистым серебром — получите победу.
Вожак отряда — кираса заляпана грязью, а гульфик величиной с окорок расшит шелком — надвинулся на Крабата: «А ну, ставь нас на работу, дерьмоед, не то дух из тебя вон».
Один бородач, ухмыляясь во весь рот, приволок откуда-то козу, дожевывавшую кустик черники. «Вот надраим солью пятки, олух ты деревенский, да заставим козу слизывать, — нахохочешься у нас, как грешник в аду, которого ведьмы щекочут!»
Крабат собрался с духом — уж если творить чудеса, так хоть с толком — и, держа посох перед собой словно скипетр, приказал: «Раздробите валун на мелкие части! А козу пока привяжите к дереву!»
В тот же миг оружие ландскнехтов превратилось в рабочий инструмент, барабанщик забил в барабан, вожак гаркнул: «С нами бог и Валленштейн, ребята!», и вся орава с гиканьем набросилась на огромный валун. Канонир в красно-синем мундире велел набить порохом щели и трещины, и валун мигом разнесло на десять тысяч кусков — многие даже отлетели далеко в чащу леса.
Там лежат они и поныне, а ученые ломают голову над острыми краями этих осколков: ведь если ледник протащил их с собой больше двух тысяч километров, то у них должна быть округлая форма. А какой-то геолог самолично раздробил один такой камень, взвесил кубический дециметр полученной пыли на ювелирных весах, изучил под мощным микроскопом и обработал всевозможными кислотами, потом поехал на Шпицберген, а точнее, на Западный Шпицберген, высадился на берег в Хорнсунне — дело было в августе, погода приятная и море гладкое, как зеркало, и взобрался на гору Хорнсунтинн высотой тысяча четыреста метров. Когда до вершины было уже рукой подать, ученый геолог отбил от голой скалы кучу осколков, затолкал их в рюкзак и с превеликим трудом, но благополучно доставил сперва на корабль, потом домой, а потом и в свою лабораторию; там раздробил, взвесил, изучил под микроскопом, обработал кислотами и установил со всей научной достоверностью, что лесной валун с острыми краями, лежащий на расстоянии двух и трех десятых километра к западу от среднего колена реки Саткулы, ведет свое происхождение от горы Хорнсунтинн на Западном Шпицбергене. А округлой формы не имеет.
Ученый геолог сделал из этого вывод, что в прежние времена камни тоже были лучшего качества, чем нынешние.
Из чего в свою очередь можно заключить, что даже его наука, имеющая дело лишь с мертвым камнем, может и заблуждаться, коли сбрасывает со счета знания, почерпнутые простым народом из каких-то таинственных источников.
Но в ту пору Крабат наорал на канонира за его пороховые забавы — не из-за возможных затруднений для ученых мужей будущего, а просто потому, что ему не хотелось собирать и стаскивать в кучу разлетевшиеся обломки. Однако ландскнехты, не обращая на него внимания, продолжали изо всех сил колотить в такт барабану по остаткам валуна до тех пор, пока не превратили их в щебень.