Вода оказалась не глубже пары дюймов, дно канала было покрыто густой тиной и кораллами. Давенпорт отломал ветку дерева и проверял ей глубину впереди, чтобы не угодить в какую-нибудь впадину. Местами дно было очень скользким. К сапогам липла густая слизь.
По пути они вглядывались в сумрачные глубины леса по обе стороны от протока. Большую часть времени было видно не дальше пары ярдов, а местами болотная вода была темно-красного цвета.
— Это из-за дубильной кислоты, которую выделяют мангровые деревья, — прошептал Давенпорт. Остальные лишь молча кивнули. Это место обладало потрясающей атмосферой, как некий гигантский храм, где все ходят еле слышно и разговаривают лишь шепотом.
Продвигались они медленно. Разглядывали ил по обеим сторонам ручья, ища следы, выдающие присутствие крабов, но отметин огромных конечностей нигде не было. Клин вздохнул, решив, что они напрасно теряют время, и его мысли вернулись к Каролине дю Бруннер. И все же шевеления в чреслах не было, хотя он представлял себе ее обнаженное тело, трепещущее от страсти. Мангровые болота не способствовали эротическим фантазиям.
— Что это? — Шэннон резко остановился, из-за чего Клин врезался ему в спину.
Они стояли, прислушиваясь. Вдалеке раздавался рев прибоя, но болото теперь тоже не было безмолвным. До их ушей донеслись слабые щелчки. Чик, чик, чик.
Давенпорт напрягся, но почти сразу же расслабился.
— Это всего лишь щелканье двустворчатых моллюсков, — сказал он. — Прислушайтесь. Шорох. Это разбегаются маленькие крабы. А тот призрачный крик — это арама[6]. Мы недалеко от центра острова. Именно там все живет и размножается, святилище внутри святилища. В таком месте звуки приглушаются. Этому способствуют заросли деревьев.
Возможно, мы первые люди, проникшие так глубоко. В любом случае раньше у людей не было причин здесь появляться.
Они продолжили медленно двигаться вперед, теперь с большей осторожностью. Ручей начал расширяться, и, завернув за поворот, они увидели, что проток заканчивается большим озером. Вода в нем была красновато-коричневой, ветки над головой смыкались так плотно, что сюда едва пробивался солнечный свет.
— Боже, как же здесь воняет. — Шэннон закашлялся и сплюнул. — Как в канализации.
— Ручей продолжается на другой стороне, — указал Давенпорт. — Нам лучше взобраться на берег и обойти озеро. Мы не знаем, насколько оно глубокое.
— Есть ли смысл идти дальше? — спросил Шэннон. — Мы прошли уже черт знает сколько и не видели никаких следов тех чудовищ. По-моему, мы зря теряем время.
— Мы могли бы посмотреть, куда ведет этот ручей. — Давенпорт уже выбирался из воды. — И если…
Чик. Чик. Чики-чик.
На этот раз звук был гораздо громче. Они выбрались на берег под развесистым деревом. Профессор заметил несколько енотовых устриц, прилипших к корням, при первом взгляде они казались частью дерева. Вокруг было достаточно растений, интересных для ботаника, но Давенпорт удостаивал их лишь беглого взгляда. Он предупреждающе поднял вверх палец. Ни одно обычное ракообразное не могло издавать шум такой громкости. Раздался треск веток и чавканье, будто кто-то с корнем выворачивал из тины мангровые деревья.
— Пригнитесь, — прошептал Давенпорт. — Он идет сюда!
Они присели на мягкую грязь под деревом, не отрывая взгляда от ручья на противоположной стороне озера.
Через несколько минут они увидели огромного краба. Проток был слишком узким для него. Своими клешнями он вычищал мешающие ему заросли с обеих сторон, освобождая проход.
— Назад, назад, — скомандовал тихо Давенпорт. — Как можно дальше в лес, и смотрите, чтобы он вас не заметил. Быстрее. Он идет по протоку обратно к морю.
Они бросились в болото, не обращая внимания на зловонные лужи, в которые проваливались по пояс, сапоги тут же заполнились водой. Лишь когда мужчины преодолели пятнадцать или двадцать ярдов, профессор подал знак остановиться.
Теперь краб двигался параллельно им, и, хотя его частично скрывали деревья, было нетрудно за ним следить. Он продолжал держаться протока. Дерево, под которым они сидели всего несколько минут назад, было вырвано с корнем и отброшено в сторону, вода в ручье вышла из берегов. Краб не останавливался ни на секунду. В его движениях была четко выраженная настойчивость, зловещая целеустремленность, почти отчаянное желание вернуться в море.
Шэннон вытер вспотевшее лицо тыльной стороной ладони.