— Привет, Мэттью.
— Привет, Лэйни.
— А я была на пляже.
— Да, твои соседи так и сказали.
— Прекрасный сегодня день.
Пока Лэйни открывала дверь, я успел заметить, что на пляж она свое викторианское кольцо не надела. Мы вошли в дом. Первым делом Лэйни пристроила куда-то сумку, сбросила халат — под ним оказался зеленый купальник, — а потом включила автоответчик, чтобы проверить, нет ли там сообщений.
— Лэйни, — начал я, — нам нужно поговорить.
— Ой, как грозно. Слушай, я вся в песке. Можно, я сначала приму душ?
— Я бы предпочел…
Но Лэйни уже скрылась за стеклянной дверью, ведущей во внутренний дворик. Дворик был усеян солнечными пятнами — даже густые кроны деревьев не могли задержать калузское солнце. В дальнем углу дворика пристроился летний душ. Это была обычная деревянная кабинка с клеенчатой занавеской. Полупрозрачная клеенка была разрисована большими белыми маргаритками. Сейчас занавеска была отдернута, и внутри видны были стойка душа, вентили с горячей и холодной водой и прикрепленная к стене мыльница. Рядом с кабинкой стоял синий стул, а у него на спинке висело полотенце. Лэйни нырнула в кабинку, пустила холодную воду, потом включила горячую и возилась с краном, пока результат ее не устроил.
Потом она сбросила босоножки, вошла в кабинку и задернула за собой занавеску. Занавеска не доходила до земли, и мне видны были ноги Лэйни.
Зеленый купальник упал на пол. Через разукрашенную маргаритками занавеску проглядывало размытое пятно телесного цвета.
— Лэйни, у тебя был роман с Бреттом Толандом?
Из-за занавески ничего не ответили. Неясные контуры тела, плеск воды. Я ждал. Наконец, из кабинки донеслось:
— Да.
— Ты не хочешь мне об этом рассказать?
— Я его не убивала.
— Это не относится к теме разговора.
Темой разговора — точнее, темой монолога, поскольку я только слушал, — являлась двухлетняя любовная связь, которая началась вскоре после того, как Лэйни переехала из Бирмингема в Калузу и стала работать у Толандов. Роман закончился накануне прошлого Рождества. По словам Лэйни, они с Бреттом были очень осторожны, и позволяли своей страсти выплескиваться лишь тогда, когда они оставались наедине. Никаких нежных взглядов или прикосновений при посторониих. Ничего, что могло бы выходить за рамки взаимоотношений хозяина компании и служащей.
Хм, а откуда тогда об этом романе узнал Бобби Диас? Но перебивать Лэйни я не стал.
— Ты никогда не замечал — женатые мужчины чаще всего завязывают со своими увлечениями во время праздников, когда притяжение семьи и дом ощущается особенно сильно. Накануне Рождества, раздавая премии, Бретт сказал мне, что он хочет покончить с этой связью. Счастливого Рождества, Лэйни. Все окончено. Я подала заявление и в начале января ушла из фирмы.
Лэйни выключила воду. Из-за занавески протянулась мокрая рука.
— Пожалуйста, подай мне полотенце.
Я забрал полотенце со стула и вложил ей в руку. Лэйни, не выходя из-за занавески, начала вытираться.
Я сидел молча и прикидывал.
Канун прошлого Рождества: Бретт считает нужным покончить с затянувшимся романом.
Середина января: Лэйни увольняется.
Начало апреля: она придумывает Глэдли.
Двенадцатое сентября: Бретт убит…
Лэйни завернулась в полотенце и отдернула занавеску. Она вышла, села на стул и начала надевать босоножки. Длинные мокрые волосы падали ей на лицо.
— Ты виделась с ним после этого? — спросил я.
— Иногда в городе. Но у нас разный круг знакомых.
— Я имею в виду — между вами действительно все было закончено?
— Да, действительно.
— Он никогда больше не звонил тебе…
— Никогда.
— Никогда не предлагал встретиться?
— Никогда.
— До того звонка вечером двенадцатого сентября.
— Ну, это была чисто деловая встреча, — сказала Лэйни.
— В самом деле? — поинтересовался я.
— Да, — отрезала Лэйни и выпрямилась, раздраженно отбросив волосы с лица. Поднявшись, она забрала из душевой кабинки мокрый купальник и направилась обратно в дом. Я последовал за ней.
В гостиной было сумрачно и прохладно.
Часы пробили три раза.
День медленно клонился к вечеру.
— Если у тебя больше нет ко мне вопросов, — холодно сказала Лэйни, — то я хотела бы одеться.
— У меня есть вопросы, — сказал я.
— Мэттью, неужели они не могут подождать?
— Боюсь, что нет.
Лэйни раздраженно обернулась ко мне, глубоко вздохнула. Ее косящий глаз выглядел еще более беспокойным, чем обычно.
— Ну что там за вопросы?
— Вы спали с Бреттом Толандом в тот вечер, когда он был убит?
— Да, черт подери!
Глава 11
— Да, мы с ним спали.
Это сказала Лэйни.
Теперь она рассказывала мне о времени, проведенном ею на яхте Толандов вечером двенадцатого сентября. Естественно, исправленную и дополненную версию. Мне иногда кажется, что вся наша жизнь — это сплошной «Расемон». Вы не видели этот фильм Куросавы? Зря. Он почти так же хорош, как его же "Рай и ад". Этот фильм снят по одному американскому детективу, не помню сейчас его названия. Это фильм о том, как меняется истина. О действительности, и о разных способах, которыми ее можно постигать. О природе правды и лжи. Он почти так же хорош, как те финты, которые проделывала сейчас Лэйни Камминс. Она сидела в гостиной, в плетеном кресле, закутанная в полотенце. Ее загорелые ноги были вытянуты. Лэйни расслабилась. Похоже было, что правда — если это, наконец, правда, — избавила ее от тяжкого груза.
Я слушал.
Итак, они были вместе.
Лэйни Камминс и Бретт Толанд, крутившие роман до декабря прошлого года, до того момента, когда Бретт вручил ей рождественскую премию и посоветовал уволиться. Они были вместе той душной сентябрьской ночью.
Сидели на кокпите яхты — в журналах, посвященных парусным судам, яхты такого типа именуются «романтическими». Еще их могут называть «богатыми» или «роскошными». Бретт спросил, не хочет ли она выпить.
Лэйни согласилась, сказав, что это было бы неплохо. Она находилась на яхте минут пять. Лэйни сняла свои сине-белые босоножки и синий шарф с узором из маленьких красных якорьков…
Мне пришло в голову, что это уже третья версия рассказа Лэйни, ее личный «Рашомон» — и только одна деталь оставалась неизменной: "я его не убивала".
…и отдала их Бретту, когда он пошел вниз, чтобы принести напитки. Для нее — «Перрье» с лимоном. По крайней мере, так гласила первая версия. Во второй это была водка с тоником. Лэйни сказала, что порцию смешивал Бретт, и она была немного великовата. Это происходило примерно в пять минут одиннадцатого. По словам Лэйни — в ее третьей, и, как я надеялся, последней версии, — она выпила две порции довольно крепкой водки с тоником, что в некотором смысле объясняет, почему Лэйни поддалась на призыв Бретта вспомнить "старые добрые времена" и "возобновить старое знакомство".
В первом варианте рассказа Лэйни Бретт предложил ей лицензионное соглашение. Во втором варианте (правда, изложенном не ею), Бретт предложил Лэйни вознаграждение в пять тысяч долларов за то, что она отзовет иск — так утверждает Этта Толанд. По второй версии Лэйни, Бретт попытался шантажировать ее, угрожая, что сделает "Шаловливые ручки" достоянием широкой общественности. Но теперь…
Enfin…[6]
Теперь она расскзывала правду.
Я очень на это надеялся.
По этой версии, Лэйни не ушла с яхты в половине одиннадцатого.
Вместо этого она сидела на кокпите и пила вторую порцию водки с тоником, когда мимо «Игрушечки» прошел шлюп. Его прожектор нащупывал путь к причалу. Это было судно Чарльза Николаса Вернера, хотя тогда Лэйни еще не знала, как его зовут, так же, как не знала, что впоследствии он засвидетельствует, что видел ее и Бретта на кокпите без пятнадцати одиннадцать. Поскольку через некоторое время кто-то очень решительно всадил Бретту в голову две пули, вполне понятно, что Лэйни сочла за лучшее не упоминать, что Бретт пригласил ее вниз, чтобы показать новые гравюры. Или, точнее, чтобы показать коробку из-под видеокассеты, на обложке которой была помещена фотография женских рук.