Книга понравилась мне и «разоблачением мифов» — хотя бы одного из самых бездарных и самых страшных монархов (Петра 1) — главного российского просветителя и чуть ли не спасителя Oтечества… Или удивительная история Ивана Сусанина — случайной жертвы разбойников, превращенной в национального героя.
Понравилось и стремление Александра Александровича взять на себя труд выступать в роли просветителя соотечественников, и я охотно дал согласие написать послесловие к «России, которой не было»… Но вот тут мне придется сделать одну немаловажную оговорку. Дело в том, что мое «послесловие» состояло из двух частей. Первая — сугубо хвалебная. Вторая — сугубо отрицательная. Все, с чем я был категорически не согласен, я пронумеровал и последовательно перечислил по пунктам. Ну, и было сказано на словах: мол, если исправляешь то, о чем идет речь в пункте, — то и не печатай пункт, в котором наводится критика.
Ну–с, а Александр Александрович поступил предельно просто: полностью опубликовал положительную часть рецензии, а отрицательную так же полностью выкинул. При этом Александр Александрович ничего не изменил в своей книге. Вообще ничего. Ни одно из моих замечаний не было учтено вообще никак.
Так что пользуюсь случаем заявить со всей определенностью: попытки реанимировать убогую гипотезу Морозова–Носовского–Фоменко я не разделяю. И, как Вы понимаете, читатель, под этой частью эпистолярного наследия А. А. Бушкова я не готов подписаться.
Особенно удивляет пиетет А. А. Бушкова к Н. А. Морозову. Во многих книгах Александр Александрович считает своим долгом всячески клеймить позором интеллигенцию с ее невежеством, идеологичностью, неумением серьезно трудиться. Но ведь Морозов — как раз типичный интеллигент! Не имеющий систематического образования, нахватавшийся поверхностных знаний в разных областях, строящий смехотворные умозрительные схемы по великому невежеству своему.
Прочитав мое послесловие к «России, которой не было», московские коллеги сделали мне два соболезнующих и по нашему времени дорогих телефонных звонка.
— Как ты в такое вляпался?!
Приходилось подробно объяснять, как дело было.
— Ну ясно… — облегченно вздыхал коллега, убедившись, что я вляпаться вляпался, но все–таки не свихнулся. — Бушков действует, как герои его романов… Это он что, у них учится?
Не берусь отвечать на последний вопрос — кто у кого учится, не знаю. Но, во всяком случае, историю своего участия в пропаганде фоменкизма–носовскизма я вполне честно изложил.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Бойтесь своих желаний, они сбываются.
Ф. Ницше
ПОЧЕМУ ЭТО ОПАСНО
Легко сказать, что каждый — хозяин и своего прошлого, и своего будущего. Еще легче сказать, что умными быть не заставишь. Ну, плохо людям быть теми, кто они есть. Ну, хотят люди быть истинными арийцами, головками сыра, или евразийцами, пришедшими с Северного полюса. Они так сильно хотят жить в утопии, что никакие аргументы не смогут их переделать.
Все так, но тут возникает два вопроса:
1. А что, если слишком много людей начнет жить в одной и той же утопии?
Способ известен — рассказать о своем «открытии» соседу. Если проникнется — уже двое объясняют третьему, что он — тоже головка сыра или имперский евразиец… что–нибудь в этом духе.
Появляется группа, эта группа может постепенно возрастать в числе, постепенно начать требовать уже своей территории, официального признания, права внедрять свою утопию в жизнь.
Путь проложен — по всем градам и весям разгуливают разные «гуру» и «целители», многие из них — с изрядной свитой. Беглый мент Виссарион собрал даже целую толпу, тысячи не вполне вменяемых личностей, и организовал в Саянах «город солнца» или что–то еще в этом духе.
Такая утопия уже становится фактором общественной жизни, а не особенностью психики отдельных частных людей.
2. И второй, детский вопрос: а что, если люди попытаются сделать утопию былью? Не просто рассказывать сказки самим себе, а воплотить ее в жизнь?
Даже в общине Виссариона утопия воплощается для самих себя; так сказать, для внутреннего пользования. Но ведь утописты всегда стремятся осчастливить не только самих себя. Они масштабны, они хотят изуродовать все человечество.