Сэцуко. Мама?… Из своих сбережений?
Умпэй. Она копила их добрых два десятка лет, откладывала на случай смерти. Она ведь очень рачительная хозяйка.
Сэцуко. Если у нее и впрямь есть деньги, она, конечно же, даст тебе взаймы.
Умпэй. Мне не хотелось обращаться к ней с такой просьбой, но позарез нужны деньги.
Сэцуко. Я думаю, на маму ты можешь положиться.
Умпэй. Мне, Сэцуко, пятьдесят. Только в этом возрасте человек начинает по-настоящему работать. Нет, я еще не собираюсь сдаваться! Вот уже двадцать лет, как я стал предпринимателем. А ведь вся родня была против того, чтобы я родовые земли превратил в деньги и пустил их в дело. Больше всех возражала тетушка. Но я человек дальновидный, и мне почти все время сопутствовала удача – благодаря войне в Европе сложилась благоприятная конъюнктура… Иногда, разумеется, приходилось идти на риск. По мне здорово ударил кризис тысяча девятьсот двадцать седьмого года,[4] но я блестяще вышел из трудной ситуации, все прямо ахнули. А сейчас, в самом расцвете сил… Как раз теперь депрессия явно идет на убыль… Нет, я еще хочу побороться!.. Не стану рассказывать тебе все подробности, в делах ты мало что смыслишь, скажу одно: ты должна понять – я в критическом положении. Я доставил маме много огорчений, но она все стойко переносила, прекрасно воспитала всех вас и поистине достойна уважения… Конечно, в душе она обижена на меня, это понятно, может быть, даже ненавидит… В нашем доме, ты сама говоришь, не хватает тепла, и это, конечно, моя вина. Но если сейчас мама поможет мне, я стану жить совсем по-другому.
Тоёдзи и горничная вводят в комнату О-Маки. Она близка к обмороку. Вбегает тетушка, вслед за нею – Кадзуо.
Тетушка. Ай-яй-яй, что с тобой?
Тоёдзи. Сюда! Сюда! (Укладывает О-Маки на диван.) Возьми у меня в портфеле виски и налей в чай…
Горничная уходит.
Ну-ну, ничего страшного. Немного нарушено кровообращение. (К Сэцуко.) Развяжи ей пояс! (Всматривается в лицо матери, щупает пульс.)
Все наблюдают за ним затаив дыхание. О-Маки издает слабый стон.
Умпэй. Что там случилось?
Горничная приносит чай. Тоёдзи вливает его в рот матери. О-Маки громко стонет, открывает глаза.
Тетушка. Ну, как ты?
Тэруко. Мама!
Умпэй. Что с тобой?… Ведь у тебя слабое сердце, надо щадить себя.
О-Маки. Ушли? Они ушли?
Тэруко. Да, да, ушли.
Снаружи слышны возгласы: «Да здравствует забастовочный комитет! Ура-а!» Кадзуо закрывает дверь в галерею.
О-Маки. Бестолковые люди…
Кадзуо. Бестолковые? Мягко сказано.
О-Маки. Сам дьявол говорил их устами. Сперва я не принимала их болтовню близко к сердцу… Потом вижу, они суют нос даже в наши семейные дела, плетут разные небылицы… Тут я сообразила, что все это они взяли из повести Ка. Кавасаки, меня бросило в жар… в глазах потемнело…
Тоёдзи иронически смеется.
Тебе смешно, Тоё?!
Умпэй. Ну ладно, успокойся.
Тетушка. Слава богу, все обошлось.
О-Маки. Мне уже лучше. Только зря напугала вас.
Тоёдзи. Вставать пока нельзя. Полежи немного.
Умпэй (смотрит на часы). Маме лучше. Можете идти… Мне надо ей кое-что сказать. А Сэцуко и тетушка пусть останутся.
Тетушка. Я тоже? (Возвращается.)
Остальные уходят.
Умпэй (к О-Маки). Ну, как?
О-Маки (приподнимается). Как будто ничего.
Тетушка. Наконец-то ты пришла в себя. А то я уж не знала, что и делать…
Входит горничная.
Горничная. Простите… Вернулся из Токио молодой господин…
О-Маки. Он вернулся?… (Умпэю.) Меня сегодня вызывали в полицию. Из-за него. Он раскаялся, поэтому его отпускают, иначе, мол, наше имя может появиться в газетах.
Умпэй. Хорошо, что так получилось. (Горничной.) Скажи, чтобы немедленно шел сюда. (К О-Маки.) Это весьма кстати. Сэцуко хочет с ним поговорить… Впрочем, лучше потом. (Горничной.) Пусть подождет внизу.
Горничная уходит.
О-Маки. Ты сегодня будешь ночевать дома?
Умпэй. Не могу.
О-Маки. Но ты чересчур переутомляешься…
Тетушка. В самом деле. Если, не ровен час, вы сейчас свалитесь, это будет настоящей трагедией.
Умпэй. Я? Свалюсь?
Тетушка. Конечно, если так много работать.
Сэцуко. С самой весны ты ни разу не отдыхал.
О-Маки. Говорят, если человек сильно потеет, с ним того и гляди может случиться апоплексический удар.
Умпэй испуган.
Впрочем, это говорит Тоё, так что…
Умпэй. Тоё… Что он сказал?
О-Маки. Да нет, ничего особенного… Ты сегодня какой-то странный.
Сэцуко. Папа просто устал.
Умпэй. Что же во мне странного? По-моему, ничего. Все зависит от настроения. Если работать с полной отдачей, никакие болезни не страшны.
Тетушка. Верно, верно…
О-Маки. Ты хотел мне что-то сказать?
Умпэй. А, да-да… По правде говоря… Неловко мне ни с того ни с сего обращаться с подобной просьбой, но я намеревался взять у тебя немного денег взаймы.
О-Маки. Взаймы? Как это понимать?
Умпэй. Видишь ли, мне крайне нужны деньги.
О-Маки. И ты хочешь их занять у меня?
Умпэй. Если можно.
О-Маки. Сколько же тебе нужно?
Умпэй. Хотя бы пятьдесят тысяч иен.
О-Маки. Ч-что? Ты думаешь, у меня есть… такие деньги?
Умпэй. А разве нет?
О-Маки. Конечно, нет!
Умпэй. Придется тогда у тетушки попросить.
О-Маки. Не знаю, не знаю… Что скажешь, тетя?… Откуда же у тети наличность, все ее имущество – только вишни да виноградники. Едва сводит концы с концами.
Тетушка. Конечно, конечно. Еле-еле перебиваюсь… Муж давно болен…
Умпэй. Мне только на месяц, чтобы как-то выйти из положения, а потом все наладится. И я больше не буду! вас беспокоить.
О-Маки. Тысячу или две я бы еще нашла, но пятьдесят!..
Умпэй. А если взять на время из семейного бюджета?
О-Маки. Откуда же у меня лишние деньги? Ведь с самой весны ты не дал мне ни одной иены на расходы.
Умпэй. Да, ты права.
О-Маки. Сэцу-тян знает, как я кручусь. В последнее время расходы так увеличились! Каждый месяц посылаю Сэцуко с мужем в Токио определенную сумму, сыну в Исиномаки вместо ста иен приходится теперь посылать двести, там ведь больной. Заработок у Кадзуо совсем ничтожный, так по крайней мере он говорит. А тут еще Тоё со своими дурацкими выходками. Ведь для того чтобы отправить его Кимико обратно к родителям, прежде всего нужны деньги. Надо одеть ее с головы до ног. На все это ты не дал ни гроша. Хорошо, что я на всякий случай понемножку откладывала, а то, право, даже не представляю, как выкрутилась бы…
Умпэй. Я обратился, зная твою предусмотрительность…
О-Маки. Но у меня почти ничего нет, а то, что осталось, могу отдать тебе вместе с банковской книжкой, если это тебя устроит.
Умпэй (встает, пошатываясь от головокружения). Я т-так и думал.
Сэцуко. Папа!..
Умпэй. Хватит. Вызови машину.
Сэцуко. Не надо, папа, сегодня…
Умпэй (опираясь о стену). Ладно, пусть… Здесь каждый сам по себе.
О-Маки. Что ты хочешь этим сказать?
Умпэй. Вызови машину.
О-Маки. Лучше принял бы ванну на ночь, а?…
Тетушка. Останьтесь.
Умпэй. Не желаю! Вызывай мне машину! Машину! Машину!
(Уходит направо.)
Тетушка смотрит на О-Маки. О-Маки с равнодушным видом уходит. Тетушка идет следом. Сэцуко провожает их взглядом.
Действие третье
Обстановка первого действия. Поздний вечер того же дня. На столе – бутылка виски. Тоёдзи, отпивая виски маленькими глотками, громко беседует с Кавасаки. Рядом с Тоёдзи сидит Харуко и наливает ему виски. В некотором отдалении Сэцуко с рассеянным видом листает журнал.
Тоёдзи (ставя стакан). Поразительно… Мать сразило не столько то, что забастовочный комитет разоблачил скандальные поступки отца, сколько то, что сведения эти взяты из твоей повести. Она сказала, ее прямо в жар бросило, потемнело в глазах.
4
В 1927 г. японская промышленность переживала экономический кризис, вызванный рядом объективных причин. В особенности остро кризис сказался в области банковского дела. Началась так называемая «финансовая паника», в результате которой председатель «чересчур либерального» кабинета министров Вакацуки вынужден был уйти в отставку, после чего к власти пришел реакционный кабинет генерала Танаки.