ездить в загранкомандировки, знакомиться с организацией и результатами серьёзной
научной работы, ведшейся на Западе. Они прекрасно видели и понимали, какую по-
настоящему большую роль играл на Западе свободный учёный, каким уважением и
авторитетом он пользовался. Чиновников от науки там практически не было. Но зато было
много разнообразных научных школ и направлений, конкурирующих между собой.
Стандартизация мышления и конформизм, столь типичные для советской науки, там
проявлялись лишь в редких случаях. Однако по возвращении к себе домой и в свой институт
они ничего не предпринимали, чтобы хоть как-то позаимствовать и применить у себя на
Родине передовое, прогрессивное, настоящее. Похоже, их вполне устраивали наши
феодальные порядки и привилегии. И они не чурались контактами с КГБ, выполняя прямые
поручения его сотрудников.
Процесс вырождения науки и учёных в результате их порчи от привилегий и льгот
хорошо известен с давних пор. Об этом весьма содержательно писал и М.Бакунин: 47 Советская культура, 1989, 11 мая.
«...Научная академия, облечённая, так сказать, абсолютною верховною властью, хотя бы она
состояла даже из самых знаменитых людей, неизбежно и скоро кончила бы тем, что сама
развратилась бы и морально, и интеллектуально. Такова уже ныне история всех академий
при небольшом количестве предоставленных им привилегий. Самый крупный научный
гений с того момента, как он становится академиком, официальным патентованным учёным, неизбежно регрессирует и засыпает. Он теряет свою самобытность, свою революционную
смелость и эту не укладывающуюся в общие рамки дикую энергию, характеризующую самых
великих гениев, призванных всегда к разрушению отживших миров и к закладке основ
новых миров. Он, несомненно, выигрывает в хороших манерах, в полезной и практической
мудрости, теряя в мощности мысли. Одним словом, он вырождается.
Таково уж свойство привилегии и всякого привилегированного положения – убивать
ум и сердце людей. Человек, политически или экономически привилегированный, есть
человек, развращённый интеллектуально и морально. Вот социальный закон, не
признающий никакого исключения, приложимый одинаково к целым нациям, классам, сообществам и индивидам»48.
К тому же долгие годы советские учёные находились под гнётом невежественных
партруководителей, идеологов, бюрократов, номенклатурщиков от науки, бдительных
кадровиков-кагебистов. Ведь для того чтобы занять пост директора исследовательского
института, заведующего кафедрой общественных наук в вузе, требовалось специальное
решение ЦК, обкома или райкома КПСС. Поскольку значительный слой учёных был
уничтожен вообще, как якобы враждебный социализму элемент, и на этой почве появились
лояльные конъюнктурщики, или так называемые партийные учёные, возрос удельный вес
посредственностей, массовых, средних «учёных». Неуютно было блистательным, оригинальным умам.
Лысенковщина постепенно превратилась в один из принципов научной (а лучше
сказать, псевдонаучной) деятельности в СССР. Партийная идеология оседлала всё
обществоведение и погоняла его как хорошую лошадь в нужном для неё направлении.
Среди таких «учёных» быстро нашлись рьяные карьеристы, которые лучше любого
партократа направляли и свою «науку» в нужном руководителям страны направлении.
Нормальные же учёные (были и такие!) должны были следовать планам и приоритетам, задаваемым подобными руководителями, выполнение которых особенно стимулировалось.
Известный биолог, проф. Эфроимсон, познавший горечь сталинизма в советской науке, писал: «Я не преувеличу, если скажу, что в нашей науке существует почти феодальная
зависимость огромной армии хороших, но по титулу рядовых учёных, от возвышающихся
над ними хозяев, царьков и настоящих царей. Дикость ситуации усугубляется тем, что для
рядового сотрудника практически нет никаких путей освободиться от этой зависимости...
Настало время понять, что лидер в той или иной области знаний – это не звание, не
должность, это прежде всего нетривиально, нестандартно мыслящий учёный, способный
увлечь за собой единомышленников»49.
Среди академиков (прежде всего по общественным наукам) преобладали не истинные