Наступающие части войск первого эшелона армий к исходу 16 апреля — первого дня наступления — повсеместно прорвали первую полосу обороны противника, продвинулись вперед до 6–10 километров.
В полосе наступления 8-й гвардейской армии, находившейся на главном направлении наступления фронта, успех обозначился только в первой половине дня, когда наши войска вышли к второму оборонительному рубежу немцев, но были там остановлены. Со второй половины дня части продвижения не имели, ведя активные боевые действия на достигнутых рубежах. Впереди лежали сильно укрепленные немцами Зееловские высоты.
Впоследствии бывший командующий армией генерал В. Чуйков, оценивая создавшуюся тогда обстановку, говорил на научной конференции весной 1946 года:
«...Подойдя к Зееловский высотам, пройдя 6–7 километров, наступление захлебнулось. Продолжать атаку в этот же день, не организовав нового артиллерийского наступления, — это истреблять войска. Нужно было обязательно повторить артиллерийское наступление с переменой огневых позиций».
Обе танковые армии 1-го Белорусского фронта в первой половине дня 16 апреля переправлялись на западный берег р. Одер и выходили в исходные районы для наступления.
Передовые отряды танковых армий начали действовать на рассвете с плацдармов на западном берегу Одера, идя в боевых порядках пехоты и вместе с ней взламывая оборону противника.
Во второй половине дня командованию 1-го Белорусского фронта стало ясно, что ожидавшегося успеха достичь не удастся. Необходимо было принимать серьезные меры по усилению удара фронта.
Маршал Г. Жуков в этот критический момент, вопреки решению Ставки Верховного главнокомандования, вопреки утвержденному плану Берлинской операции, принял серьезное решение: ввести в сражение свои танковые армии немедленно, не дожидаясь благоприятного момента, и не для развития успеха в глубине, а для прорыва обороны противника.
Сам Г. К. Жуков пишет об этом так:
«Вечером я вновь доложил Верховному о затруднениях на подступах к Зееловским высотам и сказал, что раньше завтрашнего вечера этот рубеж взять не удастся.
На этот раз И. В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем.
— Вы напрасно ввели в дело 1-ю гвардейскую танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка. — Потом добавил:
— Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете Зееловский рубеж?
Стараясь быть спокойным, я ответил:
— Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на Зееловском рубеже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в городе.
— Мы думаем приказать Коневу двинуть танковые армии Рыбалко и Лелюшенко с юга, а Рокоссовскому ускорить форсирование и тоже ударить в обход Берлина с севера, — сказал И. В. Сталин.
Я ответил:
— Танковые армии Конева имеют полную возможность быстро продвигаться, и их следует направить на Берлин, а Рокоссовский не сможет начать наступление ранее 23 апреля, так как задержится с форсированием Одера.
— До свидания, — довольно сухо сказал И. В. Сталин вместо ответа и положил трубку».
О чем думал и что чувствовал Г. Жуков в те критические минуты разговора со Сталиным — не знает никто. Маршал понимал только одно: сейчас, когда финал Великой Отечественной войны был уже близок, тот полководец, кто войдет в Берлин первым, будет символом Победы. Сама жизнь и деятельность Георгия Константиновича, вехи его военной биографии и роль в войне могут быть перечеркнуты одним махом — маршал не справился с последней задачей по овладению Берлином.
На карту было поставлено все. Жуков пообещал Сталину взять Зееловские высоты к исходу следующего дня. Если нет... маршал предпочитал об этом лучше не думать. Взять любой ценой, идти на любые жертвы, чтобы вовремя доложить: «Ваше приказание выполнено».
Вся надежда теперь была на действия танковых армий, которые помогут выполнить обещание, данное Жуковым Сталину...
Решение о вводе танковых армий в сражение в первый день боев было серьезным и очень неоднозначным. Историки и военачальники до сих пор спорят о целесообразности и оправданности этого шага командующего войсками 1-го Белорусского фронта. В частности, достаточно критически об этом отзывался впоследствии генерал В. Чуйков, командовавший 8-й гвардейской армией, в полосе которой и была введена 1-я гвардейская танковая армия: