— Ваш долг продолжать наше дело.
— Мы в другом положении, лисенсиадо. Перед вами стояли злободневные задачи. И вы быстрым и твердым шагом шли к решению этих задач. Мы нашли уже другую страну, где все более или менее устоялось, упорядочилось и отлилось в жесткие формы, где трудно, не выжидая, когда для этого созреют все условия, решительно вмешиваться в общественную жизнь. Страну, ревниво оберегающую свой статус-кво. Подчас я думаю, что Мексика переживает затянувшийся период Директории, своего рода стабилизацию, которая, обеспечивая заметное умиротворение страны, вместе с тем препятствует ее правильному развитию в направлении первоначальных целей революции.
— Я не согласен с вами, мой друг. Революция осуществила свои задачи во всех отношениях. Она осуществила их с высшей мудростью, если хотите, окольными путями, но осуществила. Вы не знаете, какой была Мексика в восемнадцатом — двадцатом годах. Надо отдать себе в этом отчет, чтобы оценить прогресс в жизни страны.
Эвкалипты заслоняли солнце; его лучи терялись, запутывались в листве и ветвях и лишь слегка окрашивали в теплые тона кору деревьев.
— Но куда ведут нас эти «окольные пути»? — сказал Мануэль Самакона. — Не находите ли вы довольно парадоксальным, что в момент, когда капитализм завершил свой жизненный цикл и существует еще лишь в виде своего рода злокачественной опухоли, мы начинаем двигаться к нему? Не очевидно ли, что весь мир ищет новых форм экономической и духовной жизни? Не ясно ли также, что мы могли бы участвовать в этих поисках?
— Чего же вы хотите? Национального коммунизма?
— Назовите это как угодно, лисенсиадо. Лишь бы найти решения, подходящие для Мексики, решения, которые позволили бы, наконец, согласовать наши юридические формы с нашим национальным характером и нашей самобытной культурой. Достичь подлинной целостности бытия этой страны, распадающегося сейчас на разрозненные элементы.
— Подождите, подождите. — Над вершинами деревьев розовела огромная рана. — Бы говорили о целях, которые первоначально ставила перед собой революция. В чем же состояли эти цели?
Самаконе не хотелось больше спорить. Стоя на влажном газоне, он с беспокойством думал о том, что все имеет два, три, бесконечное множество объяснений, в каждом из которых есть своя истина. Что нечестно вставать на какую-нибудь одну из этих точек зрения. Что, быть может, сама честность есть не что иное, как форма самоубеждения. Да, самоубеждения.
— В том, о чем я только что сказал: ощупью найти заветный ключ и раскрыть мексиканцам Мексику во всей ее полноте. Спасти ее прошлое от забвения и лжи. Порфиризм тоже подразумевал, что народ может быть счастлив, только если он умеет забывать. Отсюда его ложь и лицемерие. Диас и сьентификос думали, что достаточно одеть Мексику в платье, сшитое Огюстом Контом, и поселить в доме, построенном по чертежу Гаусмана, чтобы мы тем самым вступили в Европу. Революция заставила нас отдать себе отчет в том, что все мексиканское прошлое присутствует в нашей жизни и что, если вспоминать его больно, то, забывая его, мы от него не избавимся. «Что означают все эти слова? — думал Мануэль про себя. — На какую конкретную реальность они опираются? Кому они нужны? Или их достаточно продумать, произнести, чтобы они претворились в жизнь, обрели осязаемое бытие и проникли во все сердца? Да, это так, это так», — мысленно повторял он вслед за своими словами.
— И, в частности, революция, собрав воедино все нити исторического опыта Мексики, выдвинула перед нами вполне ясные цели — аграрную реформу, организацию труда, народное образование, — а главное, возвысившись над экономическим либерализмом, который выявил свою бесчеловечность и в этом смысле потерпел крах, предвосхитивший крах правого и левого тоталитаризма, провозгласила необходимость примирить свободу личности с социальной справедливостью. Мексиканская революция была первым мощным народным движением нашего века, которое сумело поставить основную проблему: как обеспечить полное развитие общественных начал и охрану общественных интересов, не ущемляя достоинства личности. Экономический либерализм во имя индивида пожертвовал обществом и государством. Тоталитаризм во имя государства пожертвовал обществом и индивидом. Не кажется ли вам, что в движении тысяча девятьсот десятого — семнадцатого Мексика нашла принцип решения этой всеобщей проблемы? Почему же мы не развили его? Почему мы остановились на полпути? Я не могу помыслить, что единственным конкретным результатом мексиканской революции было образование новой привилегированной касты, экономическая гегемония Соединенных Штатов и паралич всей внутренней политической жизни.