Выбрать главу

Пора, решил Гаспар. Он аккуратно положил велосипед на обочину и сделал знак Теодюлю, что хочет уйти один.

— Никак нельзя, друг мой, — покачал головой Теодюль. — Ты теперь в Бельгии. Мы пересекли границу лесом. Таможенники знают моего отца, они нас не тронут. Но если ты захочешь вернуться назад один, тебя арестуют.

Гаспар был ошеломлен не меньше, чем когда упал прямо на круп пегой лошади. Что бы он ни делал, что бы ни говорил, какая-то непреодолимая сила увлекала его все дальше от Ломенваля. Без единой мысли в голове мальчик долго смотрел в глаза Теодюля. Такой взгляд он уже видел не раз — у парикмахера в Фюме, у жандармов, которые указали ему дорогу к ферме Теодюля. Этот взгляд вопрошал, и не было для него разницы, добра судьба или жестока. И так же, как в тот миг, когда Гаспар приземлился, точно блин на сковородку, на спину пегой лошади, он испытал удивительную легкость и беззаботность. То была жизнь, просто жизнь со множеством ее дорог. Он ничего не ответил Теодюлю. Мальчики снова вскочили на велосипеды, и Теодюль, весело болтая, покатил впереди, показывая своему другу дорогу на бельгийской земле.

Гаспар с любопытством озирался. Он отмечал мельчайшие детали, указывающие на то, что они находятся в чужой стране, — дорожные столбы, таблички с указателями, витрины крошечных деревене них магазинчиков, людей, непохожих на ло-менвальцев, — и все это завораживало его.

Вслед за Теодюлем он долго ехал по ухабистым проселочным дорогам. Мальчики пересекли шоссе, потом лес, и вдруг тропа пошла под уклон, и Гаспар снова увидел Маас. Здесь река была совсем не такая, как во Франции. С ровными, одетыми в камень берегами, она походила на канал. Мальчики ехали вдоль берега с полчаса, пока не оказались на пирсе, к которому могли причаливать баржи. Теодюль соскочил с велосипеда и сел на набережной; Гаспар уселся рядом.

Они долго смотрели, как плывут по реке корабли и лодки. Гаспар хранил молчание. Наконец Теодюль поднялся. Он замахал руками, подавая кому-то знаки, и закричал — на середине реки как раз показалась новая баржа. С палубы ему ответил какой-то человек. Судно подплыло ближе и причалило к берегу.

— Это баржа моего отца, — объяснил Теодюль. — У него таких штук десять. Я знал, что она сегодня утром должна была пересечь границу. Эти люди отвезут тебя в Антверпен.

Гаспар не стал возражать. Что ему оставалось — только покорно следовать за теми, кто вел его. Теодюль представил Гаспара матросу, который почтительно поклонился — еще бы, сами Резидо-ры оказывают мальчику покровительство!

— Моему другу Гаспару Фонтарелю, — продолжал Теодюль, — нужно попасть в Антверпен, чтобы встретиться с другом. Вы позаботитесь о нем.

Он повернулся к Гаспару и протянул ему листок бумаги.

— Вот имена моих друзей, которые примут тебя как брата, если ты только упомянешь обо мне: Людовик и Жером Крамеры, сыновья Никласа Крамера. Они живут на своем пароходике и катают на нем туристов, он почти всегда стоит на якоре у пристани возле Стэна. Стэн — это замок на берегу Шельды. Но сначала ты увидишь колокольню собора, она такая высокая, выше любой дозорной башни.

Дозорная башня — как часто Гаспар повторял про себя эти и другие подобные слова в Ломенвале! Он взял бумажку и крепко сжал обе руки Теодюля.

— До свидания, — сказал ему Теодюль. — Потом расскажешь мне все-все про Драпера.

Всего два-три дня понадобилось барже, чтобы достичь Антверпена. Не такой уж долгий путь... Но Гаспар был поражен красотой реки и разнообразием ее берегов, вдоль которых они проплывали. Природа словно старалась превзойти самое себя. Гаспару казалось, что множество миров теснятся вокруг.

После Ваулсора Гаспар увидел замки на поросших лесом холмах. Сады и каменные перила чередовались с нехожеными зарослями. Чуть подальше высокие скалы отражались в водах Мааса. Сменяли друг друга крепости, соборы, заводы. Были города — Динан, Намюр, Анденн, Юи, потом — Льеж. В Намюре Гаспар увидел первую дозорную башню. Время от времени опекавший его матрос сообщал ему названия мест; к востоку снова начинались бескрайние леса и вздымались вершины Фаня — самые высокие горы Арденн. В просветах между их зубцами можно было увидеть древние развалины среди полей; красота и изящество сочетались здесь с первобытной суровостью природы. Красные крыши, луга и нивы проплывали за бортом, сливаясь в одну чарующую картину. Гаспару никогда и во сне не снилась подобная красота.