— Разумеется. Мертвецы никогда не встречаются за пределами городов.
Кирсан чуть подумал. Город ведь не тот, где их с Игнатом подстерегла засада.
— Постой, Макс. Меня схватили не здесь, в другом городе, не таком заброшенном, как этот. И зомби, которые за мной гонялись, были там. Получается, в каждом городе есть кадавры, которым я чем-то не угодил?
— Странный ты парень. Я ведь уже говорил тебе — это мертвецы, умершие от твоих рук. В какой бы город ты не входил — они уже там и ждут тебя.
Разведчик покачал головой:
— Не может такого быть. Это какая-то ошибка.
— Буди свою подружку, — сказал Макс повернулся и пошел к лестнице, отодвинул баррикаду, затем обернулся: — я тебе секрет открою. Все так говорят поначалу — что это ошибка. Что они не должны были попасть в ад. Я и сам так думал. Но — нет никаких ошибок. Увы и ах — тот, кто выносит нам приговоры, всеведущ и непогрешим.
Все получилось по плану: они выбрались из здания, опередив мертвецов на десять метров, и принялись увеличивать разрыв. Макс сказал, что дорогу знает, главное — пересечь город теней, ни с кем не повстречавшись, а потом лес и болота, благо, подходящей одеждой разжились. Двенадцать километров до следующего, нормального города, где Кирсан повстречал Святого, а там уже и аванпост, и до поселка рукой подать.
Что было не очень хорошо — кадавры оказались резковаты на ноги, они, шатаясь и хромая, гнались следом, и чтобы не дать себя догнать, приходилось шагать энергично.
Кирсан оглянулся через плечо. Что ж их так дохрена-то? Всеведущ и непогрешим, да? На его, Кирсана Ладынцева, руках — оппа, вот и фамилия внезапно сама собой вспомнилась — нет столько крови.
Впереди внезапно показалась человеческая фигура, за нею еще две. Сгорбившиеся, ссутулившиеся люди в лохмотьях наподобие монашеских сутан медленно шли навстречу по улице. Оружия вроде нет, но у того, что в центре — жердь с поперечиной типа креста. Инквизиция, что ли? Макс не стал сбавлять шаг, разведчик шел рядом, на всякий случай закрыв собой немку, которую вел за руку, большим пальцем взвел курок пистолета. Он уже собрался было предупредить монахов, но передумал: шаркающая походка покойников сквозь туман слышна очень хорошо, они и так знают.
Вблизи троица произвела очень тягостное впечатление. Безучастные, посеревшие лица, губы, беззвучно шевелящиеся в молитве или причитании, погасшие глаза. Двое дрожат, но тот, что в центре, производит впечатление непоколебимости.
— Там целая толпа сзади, — бросил им Макс, проходя мимо.
Кирсан, разминувшись, обернулся. Все трое медленно шли навстречу выплывающим из тумана зомби, и разведчик расслышал слова псалма.
— И когда пойду я долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной…
— Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня, — подхватили молитву двое других, и затем три голоса окрепли, звуча как один: — Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих…
Разведчик окликнул Макса:
— Мы разве не поможем им?
— Мы не можем им помочь. Никто не может.
— Но они же собираются…
— Они собираются сделать не то, что ты подумал.
Кирсан оглянулся снова как раз тот момент, когда трое странных монахов бросились вперед, в самую гущу шагающих мертвецов, сбив нескольких с ног. В следующий момент вся толпа набросилась на них, похоронив под грудой разлагающихся тел. Послышались душераздирающие крики боли. Немка подавленно всхлипнула.
— Шире шаг! — прикрикнул Макс, — мертвяки не будут заняты вечно!
— Пресвятой боже, — выдохнул Кирсан, — какого хрена тут происходит?! Они сами ломанулись прямо в толпу!
— Страдальцы. Самая распространенная тут религия, если можно так это назвать… Они верят, что каждому отмерено определенное количество страданий в наказание за грехи, и смысла оттягивать неизбежное нет. Чем быстрее изопьешь свою чашу до дна, отмучишься, сколько положено, тем быстрее станешь свободен… — немец остановился, оглянулся назад, где уже стихли звуки борьбы и крики, и в его глазах вновь появились бесконечные тоска и отчаяние: — завидую им. У них хотя бы осталась вера. Они коротают вечность в страданиях, куда больших, чем другие, но с надеждой в сердце…
Они поспешили дальше, пытаясь использовать фору во времени, которую дали им страдальцы, по максимуму, и Кирсана все время мучила мысль, что вокруг него происходит что-то страшное, зловещее, и к тому же совершенно не поддающееся логическому толкованию. Он думал так минут сорок, пока приближался к центру города.
— Долго еще?