Через несколько лет Фродо вдруг быстро вытянулся, а Бильбо резко ощутил покрадывающуюся старость. Причем, что странно, в зеркале он видел отражение почти прежнего себя, будто и не было всех этих долгих лет. Это озадачивало, хотя Бильбо не особенно часто давал себе труд раздумывать о том, как выглядит со стороны.
Совсем скоро Фродо превратился в молодого хоббита и все чаще исчезал из дома в обществе друзей, так что у Бильбо вновь появилось время засесть за свою книгу – многое было, конечно, уже завершено, но многое еще только предстояло написать. Он решил озаглавить ее «Туда и Обратно» и в попытке передать их путешествие в мельчайших деталях нередко обращался за помощью к Гэндальфу, не особенно полагаясь на свою память в некоторых вопросах.
Они проводили долгие вечера и даже порой засиживались глубоко за полночь, вспоминая различные моменты из давнего приключения, записывая удачные обоороты и стараясь восстановить события как можно точнее. Облечь в простые слова столь многие мысли и чувства было трудной задачей, но чрезвычайно важной – ведь тогда Фродо сможет узнать, что когда-то приключилось с его дядей, во всех подробностях, и ни одна из них не будет упущена или позабыта.
Годы летели, и Бильбо становилось все неспокойнее на душе. Словно где-то глубоко зудело и томилось нечто, понукавшее его вперед, как только в норе становилось слишком тихо. Он подолгу застывал перед картой Торина, безотрывно глядя на Одинокую гору, нарисованную чернилами на старом пергаменте.
Он старел. Но был все еще достаточно крепок, чтобы внять зову последнего приключения. Бильбо гладил кольцо, лежавшее в кармане – привычка, которую он прибрел годы назад, - и чувствовал прилив твердой решимости. Хотелось встать, размять ноги, ощутить лесные травы под босыми пятками. Хотелось увидеть рассвет над верхушками деревьев, водопады и ощутить вкус сырого тумана на губах.
Бильбо чувствовал страстное желание пуститься в дорогу и одновременно старческую усталость. Однажды беспокойное нетерпение и смутная надежда отыскать то, что поможет ему закончить книгу, перевесило.
- Гэндальф, - сказал он однажды вечером, когда волшебник опять засобирался куда-то по своим таинственным делам.
- Ммм? – протянул тот, выдыхая колечки дыма из своей трубки.
- Я… хочу уйти.
- Уйти? – Гэндальф перевел взгляд внимательных глаз на Бильбо. – И куда же ты хочешь направиться, мой друг?
- Не знаю, просто… - Бильбо вздохнул. – Не хочу оставаться здесь до конца своих дней, не могу сидеть в Шире и даже не попробовать еще раз отправиться в дорогу. Хочу… хочу вновь увидеть горы, Гэндальф. Горы…
- Хм, - волшебник кивнул в знак того, что прекрасно понял, о чем Бильбо пытался сказать. – А что будет с Фродо?
- Фродо уже взрослый, - тем не менее, Бильбо ощутил укол вины при мысли, что придется оставить племянника одного. – Он получит Бэг Энд… И все остальное тоже, конечно. Но я не могу… не могу больше оставаться здесь. Я уже стар, Гэндальф. – Тут он вздохнул и принялся вертеть в руках старую трубку Кили. – Знаю, по мне не скажешь, но я сердцем это чувствую. Словно истончаюсь, истаиваю, как масло, слишком тонко намазанное на хлеб…
- Понимаю, мой друг, - Гэндальф выпустил изо рта очередное колечко дыма. – Поглядим, что можно сделать.
***
Полурослик,
Ты знаешь, я не одарена красноречием, но даже будь я лучшим оратором Средиземья, боюсь, вряд ли есть верный способ преподнести такие вести, поэтому скажу прямо.
Вчера ночью умер Бард. Понимаю, это не стало для тебя неожиданностью, лучник прожил много лет, а век людей краток. Его уход был мирным – о таком мог бы мечтать каждый смертный.
И все же я скорблю, полурослик. Долгие годы я провела в Дейле и по праву могу назвать его своим вторым домом, как бы я не противилась этому поначалу. И Бард стал… стал мне близким другом. Я никогда не говорила ему об этом, но, думаю, он знал.
Раньше меня никогда не связывали дружеские узы со смертными. Я многое повидала в своей жизни, и чья-то смерть не стала бы для меня откровением, но все же мой народ не обречен на нее так, как люди. Я никогда не жила так долго в окружении смертных, никогда не наблюдала, как кто-либо из них… угасает с годами. И пусть мне по-прежнему горько, это заставляет меня, оглядываясь в прошлое, еще больше ценить нашу дружбу с Бардом и время, отпущенное ему.
Беорн уверил меня, что Бард не страдал, но разве старение само по себе не означает страдание? У меня столько вопросов, полурослик… вопросов, которыми я никогда не задавалась раньше. Я всегда жалела смертных за краткость их быстротечных жизней и не могла постичь их способности наслаждаться удивительным миром вокруг, зная, что им уготован столь малый срок. Люди, гномы… прочие смертные - как пламя свечи, разгорались ярко в один миг, а в следующий миг уже гасли. Я привыкла относиться к ним снисходительно, как к несмышленым детям, не ведающим ни жизни, ни мира.
Но теперь, прожив достаточно среди них, я не знаю, что мне думать. Иногда мне даже кажется, что это мы, бессмертные эльфы, по сравнению с ними – несмышленые дети. Мы проводим столетия, укрываясь в лесах и полагая прочие народы Средиземья невежественными и преходящими, но, сдается мне, думая так, мы сами проявляем невежество и гордыню.
Бард был одним из самых храбрых людей, которых я знала. Его жизнь – мимолетная вспышка по сравнению с моей, и все же он успел убить дракона, восстановить королевство из пепла, дать своему народу надежду на будущее. А что сделала я, полурослик? Столетия хожу я по этой земле, но разве мои свершения могут сравниться с деяниями смертного Барда?
Когда я поведала о своих сомнениях Леголасу, он лишь понимающе улыбнулся, словно я наконец-то постигла истину, которую он знал давным-давно, а Беорн по своему обыкновению, был немногословен. Как обычно, помощи от них в таких тонких вопросах нет никакой, и моя растерянность лишь усилилась.
К тому же, мы наконец-то возвращаемся домой. В мой настоящий дом… хотя странно, я чувствую, что Дейл, который я оставляю позади, стал не менее значимым для меня. Почти настоящим домом. Мне будет не хватать его, полурослик. Конечно, я могу наведываться сюда время от времени, но, боюсь, без Барда город уже никогда не будет прежним для меня. Пройдет еще немного времени, и все люди, воевавшие с нами против орков, тоже будут мертвы.
Гарнизон королевской стражи владыки, где я по-прежнему состою, ничуть не изменился. Те же эльфы, что несли в ней службу, когда мы покидали дворец Трандуила, служат и сейчас. Дейл же бесконечно изменчив. Никогда не чувствовала себя такой бессильной, как в эти дни. Друзья, которых я обрела здесь, рано или поздно умрут, и ничего поделать нельзя. А они лишь смеются и отмахиваются – мол, такова уж жизнь, - когда я пытаюсь поговорить с ними об этом. Словно грядущая смерть – самая важная и одновременно самая незначительная часть их жизней. Она ждет их всех – кто-то боится ее прихода, кто-то равнодушно ждет, но все смертные… они живут с этим знанием каждый день, просыпаются с ним и засыпают. Они оплакивают умерших и живут дальше, потому что их время коротко, и они это знают. Возможно, именно поэтому они спешат получить от жизни все, что могут, вдохновляются, ужасаются – всегда ярко, всегда от всего сердца…
Надеюсь, я не задела твоих чувств, полурослик. Знаю, что хоббиты тоже смертны, как люди и гномы, но знаю также, что ты поймешь меня – по меньшей мере, очень постараешься. И, быть может, поможешь мне осознать, каково это – всегда помнить, что неизбежно умрешь.
Я все еще надеюсь, что Леголас скажет или сделает что-то… Он был ближе нас всех с Бардом, и, кажется, его понимание неотвратимости человеческой смертности на порядок лучше моей – боюсь, от меня это знание пока ускользает.
Беорн продолжает уверять меня, что так и должно быть, но я по-прежнему подозреваю, что он вырос среди медведей, и наша компания – первое приличное общество, в которое он имел счастье попасть, так что не особенно доверяю его суждениям в таких вопросах.