А в этом году и вовсе негде найти работников. Вся беднота подалась в город, говорят, некоторые на руководящие посты устроились. Уже закончилась Гражданская война, уже налаживалась мирная жизнь, а Пантелей все никак не мог понять, что происходит: как это – Россия без Царя, без устоявшихся порядков. Вдруг теперь вместо царских денег, какие – то керенки, екатерининки, которые ничего не стоили. Кругом разорение, нищета. Раньше прилавки Хостинского рынка ломились от всевозможного продовольствия, заводских и фабричных изделий, а теперь шаром покати. А главное, настало время, когда стало стыдно верить в Бога! Церковь в Юревичах, чуть было не заколотили, но греки отстояли ее. Отец Василий Пимениди вовремя собрал народ, и, приехавшие из Сочи люди в военной форме, уехали ни с чем. Пантелей ходил теперь в церковь молиться по нескольку раз на день. Нет, не нравилось ему, как власти поступают с церковью. Все можно пережить, но не гонения на верующий народ! По ночам он плохо спал, ворочался. Благообразный старик с седой бородкой резко состарился за короткое время. Заставил Илью написать письмо сыну Герогису в Севастополь. Через месяц сын приехал сам. Дня три семья Христопуло и Фанайлиди обсуждала один вопрос: нужно ли и стоит ли уезжать из России на родину предков? Кокинояни не хотел ехать, он был уверен, что все еще вернется на круги своя, что все это временно и надо переждать. Ехать, значит ехать всем. А как ехать Илье, когда у него только малолетних детей четверо. А Кице, которую уже засватали и скоро свадьба? Нет, надо повременить: все еще встанет на свои места. Они уже раз хотели уехать четырнадцать лет назад из Пиленково, да не пришлось… Кирилл, однако, хотел ехать, Михаил тоже был не против, но Янко сказал свое твердое «охи – нет». Вскоре Пантелей с Герогисом выехали в Севастополь с тем, чтоб оттуда, все вместе, включая семью дочери Христины, уехать в Грецию.
Тяжело было старому Пантелею Фанайлиди расставаться с любимой дочерью. Наталия лила слезы, не успевая смахивать их скомканным платком.
– Ничего, явром, увидимся еще, – обещал дрожащим голосом отец, – увидимся! Вы приедете в гости, или я соберусь. Я – старый путешественник, смолоду сколько раз проделывал путь сюда, в Россию на заработки. Приеду еще раз, не такой уж я старый. Или вы, все-таки соберетесь в родную Элладу.
Пантелей, конечно, сам не верил в свои слова, но дочь хотел успокоить. И в самом деле, Наталия улыбнулась сквозь слезы:
– Мы обязательно увидимся еще патера. Ты только не болей и береги себя.
– Подрастут дети и мы, все вместе, приедем в гости, а нет, так насовсем приедем, – добавил угрюмо Илья.
Через полгода они получили весточку, что все благополучно достигли берегов Эллады кораблем, следовавшего из Одессы. Устроились в поселке Верия на севере Патриды. Пройдут десятилетия, прежде чем дойдет новая весть о жизни родных за рубежом. Пройдет пол столетия, когда уже постаревшие внуки Кокинояни и Билбила встретятся в Верии, где более удачливые потомки дедов сумели устроить свое благополучие, занимаясь разведением виноградников и табака.
Младшая дочь Христопуло была еще тем ребенком: только успевай за ней приглядывать. Такой непоседливой девчонки Роконоца не видела сроду. Все остальные дети намного спокойнее. И в кого она? До пяти лет за Ирини нужен был глаз да глаз. Иначе не успеешь оглянуться, она уже на огороде, в малиннике или смородиновых кустах, или срывает помидоры все подряд: и зеленые, и красные. Несколько раз вылавливали ее на берегу реки, в которой не раз тонули детишки, оставленные без присмотра. Ну и давала Роконоца Кики за то, что недосмотрела.
Доставалось старшей дочери: а что делать? Дела за Роконоцу, хозяйку дома, матери семерых детей, никто не сделает. Теперь, когда Кики пошла в школу, насколько ей трудней стало справляться со всем. Кики не очень-то хочет ходить в школу: тяжело ей там учиться. В прошлом, 38 – ом году закрыли греческую школу, а вместо нее открыли русскую. Дочь же не знала ни одного русского слова. Книг не было, тетрадей не было. Кики жаловалась, что чужую книгу ей дают только перед началом урока, и она ничего не успевает ни прочитать, ни понять. А чем могла помочь ей Роконоца? Федя как-то пытался помочь, но что сделаешь без учебника? Харитон, тоже не знающий языка, сразу попал в русскую школу. Его ей особенно жалко, уж очень стеснительный и добрый ребенок. Не слышно его и не видно. Послушный, внимательный. Без матери жить не может. Все б около нее крутился. Роконоца вздыхала: «Понятно, как тяжело ему в школе. Ребята посмелее задираются, а он, конечно, молчит, не пожалуется. Ничего, пусть учится защищать себя. А как же иначе? – Роконоца сетовала: «Да… Маленькие детки, маленькие бедки… А что их ждет впереди?»