Дед Самсон в последнее время еще больше сдружился с соседом – немцем, огромного роста, с большими оттопыренными ушами, стариком-ровесником, Фогелем Дитрихом Ивановичем, жившего до ссылки с семьей в приволжском городе Энгельсе. С ним они бесконечно обсуждали свое прошлое, настоящее и будущее детей и внуков. Оба строили большие планы на подраставших внуков.
Самсон, однако, не был уверен за судьбу толкового Альберта, внука старика Дитриха: все-таки фашистская национальность, но вот про греков был уверен: еще немного и им разрешат вернуться в родные места на Кавказ. И тогда он покажет Митьке всю красоту Черноморского побережья, где в каждом поселке и городе у него когда-то были родные – далекие и близкие, а также просто друзья. Ведь должен же хоть кто-то там остаться. Он не мог дождаться того момента, когда бы показал им своего внука, похвастаться каким он стал красавцем, умницей: как никак хорошо учится, пойдет дальше учиться. В будущем он видел Дмитрия никем иным, как учителем или бухгалтером. Самсон часто думал, а не взять ли ради внука русский паспорт, зачем ему этот вид на жительство? Из-за него они, греки, так натерпелись!
Он хорошо помнил, как соседка Калиоки, жена друга Кирьяка, посаженного из-за паспорта, дала денег односельчанину Василию Магиропуло, чтоб тот выправил греческие паспорта на выезд. Там на каждого грека был свой номер, под которым он значился. Что-то там не получилось, и она поехала в Москву сама, в управление внутренних дел за визой. Но опять ничего не получилось, зато ей посоветовали отказаться от греческого вида на жительство и взять советский паспорт. С ним можно было, по крайней мере, передвигаться по всей стране, а не только по району. Она так и сделала. Кирьяка ее, наконец, через восемь месяцев выпустили из тюрьмы. После этого многие, по ее примеру, избавились от греческих синих книжечек с видом на жительство. Для него, Самсона, поменять свой паспорт на советский было своего рода предательством своей Патриды, древней Эллады. А вдруг его внуки или правнуки захотят туда вернуться?
Самсон шевелил своими мохнатыми поседевшими бровями, явный признак серьезной озабоченности. Он рассматривал все возможные препятствия на пути внука при поступлении в Карагандинский кооперативный техникум, в который он день за днем не уставал уговаривать Митьку поступать. «В крайнем случае, покажу Метрику, что он наполовину русский».
Эту мысль он вынашивал давно, когда вкрадывались сомнения о дальнейшей учебе любимого внука. Но пока все упиралось в неподатливого Дмитрия.
– Ну и что я буду делать, когда закончу техникум? – зло спрашивал внук. – За прилавком буду отмерять штапель или ситец старушкам?
– Не обязательно, – спокойно отвечал Самсон, – при чем здесь штапель? Ты будешь бухгалтером, – он выразительно поднимал указательный палец, делая ударение на слово «бухгалтер». Не забывай: твой отец был уважаемым счетоводом. Не каждый может считать и подбивать дебет с кредитом. Ты сможешь, ты копия отца.
– Какая я копия, ты же сам говорил, что я на мать похож.
– Лицом – да. И то – она была беленькая, как никак – русская, а ты то у нас ни в мать, ни в отца, ни, заметь, деда, такой смугляк получился.
– Ну черный я, черный, ну и что, – сверкал глазами Митька, – не буду я бухгалтером.
– Будешь, у тебя характер и голова светлая, как у отца, – настаивал дед.
– Здравствуйте, – злорадно замечал внук, – только что была черная, а теперь, нате вам-светлая!
Дед с укором посмотрел в разгневанное лицо внука.
– Ну и любишь ты ерепениться, а пора бы за ум браться, – строго выговаривал он внуку. – Хватит об этом! Поедешь и точка.
Дед нервно схватил кепку и, нахлобучив на голову, вышел во двор.
Митька Харитон уныло смотрел на скрипучую дверь, за которой скрылся Самсон. С дедом спорить бесполезно. Да и прав он. Надо поехать. Хоть и не нравится ему это дело, ну а что делать? Не попрет же он, в самом деле, против деда. Старик у них всему голова. Харитон потер переносицу: хорошо, когда тебя любит дед, но нехорошо, когда он за тебя решает судьбу. И когда наступит то золотое время, когда он сам себе будет хозяин? На самом деле, его все-таки устраивала та перспектива, что в Караганде он будет предоставлен сам себе. По крайней мере Самсон собирался наведываться не часто, а также обещался посылать Пантелея иногда «с ревизией и провизией». Зато сколько будет возможностей помотаться, где только заблагорассудится со Слоном и Ванькой! Ванька, кстати, говорил, что Анастасия Андреевна собирается переезжать в Караганду навсегда со своим муженьком, конечно.
Яя София, вернувшаяся из сарая с бидоном молока, застала внука сидящем на стуле, упершимся неподвижным взглядом в стенку. Она окликнула его и тот вздрогнул так, как, если б его застали за непотребным делом.