– Рад, небось, мильтон сыночку. Что-то мне этот лейтенантик чем-то не нравится, а чем не знаю, – чуть ли не прошипел, сузив глаза Харитон, усевшись на тяжелый, грубо сколоченный табурет. Генерал искал карты, сыграть в скамбил.
– Рассказал бы, что за гусь этот Власин, – попросил Харитон, когда тот уселся и принялся раздавать карты.
– А что он тебя так волнует?
Харитон не отвечал, смотрел в сторону. Яшка, видя, что друг не в настроении, буркнул:
– Гусь, как гусь – нормальный. Правда, гуляет потихоньку от жены. – Яшка сказал и голос его пресекся, он явно пожалел сказанному, – но, это – между нами, – предостерег он, серьезно посмотрев на Харитона. Тот присвистнул:
– Да ну! Точно? – Харитон даже приподнялся, недоверчиво заглядывая в глаза друга.
– И начерта он тебе сдался? Ладно, хватит об этом! – непререкаемым тоном потребовал тот.
Не замечая резкого голоса и сухого взгляда Яшки, Харитон плюхнулся на табурет и затеребил в руках свою шапку ушанку:
– Изменяет Анастасии Андреевне? Не даром он мне не нравился, подлец!
Харитон с минуту молчал, потом спросил сухо:
– И давно он это практикует?
– Тише ты! Я тебе сказал – хватит об этом!
Харитон не слышал его. Со свойственной юности искренностью и категоричностью он еще минуты три высказывал свое возмущение постыдным поведением Власина.
– Не вздумай сболтнуть Ваньке, – спокойно предупредил Генерал, как только Харитон, зло уставившись в одну точку, замолчал.
– И вообще, какое наше дело? Не наше это дело, – добавил он и, почему-то хлопнув картами по столу, крепко выругался так, что Харитон, как бы протрезвев после пьянки, растерянно посмотрел на него:
– Ты чего?
– Ничего!
Оба они отвели глаза и перевели разговор.
Часто, еще девчонкой, Ирини забегала к доброй русской соседке, живущей напротив их дома. Баба Нюра была приветливой бабусей, разговаривавшей с ней и внуком Иваном, как со взрослыми, пересыпая свою речь всякими поговорками и прибаутками. Так, например, при появлении Ирини на пороге, бабуля, бывало, лежала среди дня на кровати, кряхтя, она поднималась и приговаривала: «Лежи Фекла, еще не смеркло!». На всякие случаи ее жизни у нее было соответственное чудное выражение типа: «Ихним же салом, да по их мусалам!», «Не путай Божий дар с яичницей!», «Из грязи да в князи!», «Чему быть того не миновать!», «Не лезь вперед батьки в пекло!», «Бровь дугой – пусть работает другой!» и множество других поговорок и пословиц. Но чаще всего ей приходилось повторять: «Нет худа без добра!», «Без труда не вынешь и рыбки из пруда!» и «Человек предполагает, а Бог располагает!». Ирини интересовалась о чем это она, и баба Нюра все объясняла.
Благодаря ей, Ирини, говорившая на трудном русском с большим акцентом и ошибками в окончаниях, обогатила свой разговор умело употребляя около сотни всего этого языкового разнообразия вполне к месту, и даже остро к месту. Да, и Иван, спасибо своей бабушке, вырос веселым, находчивым и языкатым. По крайней мере, в карман за словом не лазил. От него Ирини тоже набралась немало. Повзрослев, она стала замечать за Иваном знаки внимания к себе, но никак не реагировала на них: даже смешно было. Во-первых, он был ее младше на целый год, а это считалось ненормальным: мужчина должен быть на лет пять-семь старше. А это что? Ей восемнадцать, а ему семнадцать! К тому же русский. И разговора быть не может, придумал тоже. Так-то он ей нравился своим веселым нравом. С таким не соскучишься. Друг – товарищ это – да, но не в мужья ж ему лезть. Так во всяком случае, рассуждали ее подруги Ксенексолца с Эльпидой, да и сестра. Кики вообще возмутилась, что какой-то «аспроматенос», мог позволить себе позарится на ее сестру.
– Да он ничего еще и не предлагал, – просто смотрит в мою сторону. Точнее, высматривает, – отмахивалась Ирини.
– А что, больше никто не «посматривает» в твою сторону? – поддразнивала ее Кики.
– Не замечала. Один Ванька и смотрит.
– Ты ж наша голубоглазая красавица! Наши греки вообще дураки. Сроду хорошей девушки не видят, пока не ткнешь, – в сердцах бросила сестра. Ее маленькая Анечка ползала по комнате вокруг нее. Эльпида вместе с Марией-Ксенексолцей, помогали Ирини с охапкой стиранной одежды.
– А я замуж не спешу. Что там хорошего? – насмешничала в таких разговорах Ирини, – битой быть, как ты, Кики, не хочу. Рожать, стирать, убирать, варить, угождать мужу, – тоска. Уж лучше старой девой остаться, – убежденно добавила она.
Буранило и вьюжило уж несколько дней. Из дома невозможно было носа высунуть в выходной, и Ирини решила перегладить все вещи и свои, и братьев.