Парень поправляет на плече ремень сумки и поспешно заходит на школьный двор. Ньют провожает его взглядом.
— Ууу, — тянет Минхо. Он смеется. На этот раз нет ни провокации, ни издевательства. Даже дружеских, какие друзьям и позволены. Минхо уже не помнит, что Ньют едва не начистил ему рожу. Минхо думает только о том, как парни смотрели друг на друга. Он даже впервые отказывается это комментировать.
— Отвали, — бурчит Ньют и толкает друга в плечо.
Он не дожидается ответа, просто продолжает идти к школе. Знакомая фигура уже скрылась. Солнце янтарных глаз теперь освещает кого-то еще.
На макушку Ньюта падает одинокая капля дождя. Серое небо заплакало.
***
Столовая иногда похожа на муравейник. А ученики — это кучи копошащихся муравьев. Они собираются стайками и сидят этими своими стайками на своих местах. Они ползут длинной колонной к месту назначения. Они шелестят. Постоянно о чем-то шелестят. Они создают вечный шум. От этого шума болит голова. Муравьи раздражают.
Ньют тоже такой муравьишка. Он тоже ползет по делам. Он тоже придерживается своей стайки.
Его стайка маленькая. Это всего один человек. Минхо бодро вышагивает рядом и почему-то молчит. За него говорят его взгляды. Его взгляды куда красноречивее. Они — рентгеновские лучи. Они пронзают. Они просвечивают насквозь. Они умеют говорить.
Ньюту неуютно под такими взглядами. Ему неуютно идти в молчании. Это всегда странно — когда Минхо молчит. Молчание и Минхо — несовместимые вещи. Это антонимы. Это дикость.
Минхо сидит напротив Ньюта и методично двигает челюстями. Ньют ковыряется в тарелке. У него низко опущена голова, он закрылся ото всех волосами. Как обычно. Ему не хочется встречаться с глазами друга. Он понимает, что может просто не выдержать такого внимания.
Ньют уже готов начать молиться, чтобы Минхо сказал хоть что-нибудь. Любую глупость, любую банальную вещь, лишь бы перестал смотреть так пристально. Лишь бы не грузил своим безмолвием.
Минхо чувствует, что другу некомфортно. Он оборачивается, встречаясь с другими глазами. В них по-прежнему недоверие и напряженность.
— Так как его зовут? — выдает Минхо. Он знает, что Ньют больше не кинется на него. Но ему и так не страшно.
Ньют вздыхает. Еще пару часов назад именно из-за этого вопроса он едва не подрался с лучшим другом. Уже сейчас он рад, что Минхо вообще спросил.
— Ты же и так знаешь, — бурчит он. Голову не поднимает. Ньют злится на себя. Он ощущает себя тряпкой. — Томас.
Ему вдруг показалось, что в этот момент вся столовая погрузилась в тишину. Ньют готов был бежать. Бежать или провалиться под землю. Почему ему кажется, что все смотрят на него? Каждый взгляд — острейший метательный нож. Каждый взгляд — презрение.
Но ничего этого нет. Ньют закрывает глаза и коротко выдыхает. Это все нервы.
— Ага, ты прав, я знал, — довольно продолжает Минхо. Он старается не дать другу окончательно впасть в уныние.
Минхо ерзает на стуле. Ему буквально прожигает лопатки. Минхо склоняется через стол к другу. Ньют, кажется, этого и не замечает. Он продолжает тупо пялиться в тарелку. Он ни к чему не притронулся. Ньют словно просыпается, когда ладонь Минхо с громким хлопком приземляется на его плечо. Ньют вздрагивает и смотрит на друга в упор. Он растерян.
— Тебя сегодня целый день пожирают одними глазами, — шепчет Минхо Ньюту в ухо. Ньюта пробивает дрожь от горячего дыхания. Становится трудно дышать. Сердце в горле. Оно переворачивается с боку на бок, устраивается там поудобнее. Слова Минхо заставляют его сменить положение.
Ньют вскидывает голову. Янтарь сталкивается с шоколадом. Шоколад — мягкий, он обволакивает. Янтарь вспыхивает летними бликами. В янтаре — все так же плещется солнце. Оно заставляет шоколад растаять.
Солнечные лучи направлены на Ньюта. В глазах Ньюта прекращаются дожди. В глазах Ньюта — кусочек солнца.
— Прекрати, — шипит Минхо и пихает ногу друга под столом. Ньют подпрыгивает от неожиданности и почти рычит, потирает ушибленную ногу.
— Ты, придурок, оставь мне хоть эту ногу здоровой, — ворчит он. На Томаса он больше не смотрит.
— Да ничего твоей ноге не будет, — Минхо только отмахивается. Его интересует другое. — И вот после этого ты боишься подойти поговорить с ним?
— Как ты себе это представляешь? «Хэй, привет, ты помнишь меня, я тот идиот, который пялится на тебя весь день и ведет себя как чертов сталкер»? Я бы после такого свалил из страны.
Ньют говорит предельно тихо. Минхо едва удается его расслышать. О значении большинства произнесенных слов ему и вовсе приходится догадываться. Однако вылавливает он все равно только одно.
— Вот именно: ты идиот. Даже вон те телочки заметили, которые рядом с ним сидят. Готов поспорить, они втирают ему то же, что я тебе.
Минхо ткнул себе за спину большим пальцем. По обе стороны от Томаса действительно сидят две девчонки. Наперебой они что-то доказывают парню. Тот только качает головой и с трудом успевает уворачиваться от их рук. Девушки размахивают ими слишком активно.
— Одна из них скорее всего его девушка, — Ньют закатывает глаза. Минхо делает то же самое и устало трет лоб.
— В таком случае он ей только что успешно изменил одним взглядом, — хохочет Минхо. Ньют вновь утыкается в тарелку. — Да и вообще. Она такая же его девушка, как я — твой парень.
Минхо хохочет уже громче. Томас снова поворачивает голову к ним. Ньют теряется в желаниях. Он хочет одновременно и надрать другу уши, и пойти повеситься в туалете.
Сердце перебирается выше. Еще немного и его можно будет вообще выплюнуть. Ньюту почему-то страшно. Он заламывает пальцы и всеми силами старается дышать спокойно. Грудь сдавливают железные пластины. Его легкие — воздушные шарики. Его ребра — стальные шипы. Шипы сжимаются вокруг воздушных шариков. Те вот-вот лопнут.
Минхо в одну секунду вскакивает из-за стола и подлетает к другу. Хватает одной рукой коробочку сока, другой подхватывает под плечо Ньюта. Через пару мгновений Минхо утаскивает Ньюта в коридор. Ньют подпирает спиной стену. Холодная.
Ньют отбирает у Минхо сок. Ребята молчат. По неизвестным причинам эта тема оказалась для Ньюта еще более болезненной, чем выплата долгов матери. Может потому, что к долгам он уже привык. Ему иногда кажется, что он даже живет в долг. Он привык и видеть мать в состоянии еще более нежизнеутверждающем, чем сегодня утром. Другое дело, что это всегда ранит слишком больно.
А может потому, что Ньюта пугает такая привязанность к одному-единственному человеку. Которого он, собственно, и не знает толком.
Ньют методично бьется затылком о ледяную стену. Это его отрезвляет. Это помогает собраться. Это помогает прийти в себя. Это — его личный обряд. Обряд восстанавливает силы и немного поднимает моральный дух. Так лучше соображается.
— Ты вечно несешь чепуху, ты в курсе? — бормочет Ньют.
Минхо плевать. Минхо ждет. Он стоит напротив, сложив на груди руки. Он не особо доволен таким глупым поведением друга. У Ньюта, думает Минхо, есть куда более страшные проблемы. У Ньюта, думает Минхо, есть все шансы решить хотя бы эту, самую безобидную.
Взгляд Минхо спотыкается на уже знакомой фигуре. Темные волосы, расслабленная походка, янтарные глаза. Две девчонки. Широкая улыбка. Чем-то смущенный вид.
Минхо смотрит на Ньюта. Тот медленно потягивает сок, продолжает попытки пробить череп о стену. Друг похож на сошедшего с ума психа. Надо что-то делать, Минхо решает.
— Пойдем, — просто говорит он. Краем глаза он продолжает наблюдать за приближающимся Томасом. Ньют убьет Минхо. Он обязательно это сделает. Но потом. Сейчас он будет немного занят.