– Значит, не поедете?
– Не поеду.
– Двадцать кварталов, восемь минут, на вашем собственном автомобиле?
– Ни за что! Фантастика!
Фрост нахмурился и, пробурчав себе под нос что-то насчет упрямства, которым страдают не только известные четвероногие, достал из внутреннего кармана пиджака какие-то бумаги и выбрал сложенный вдвое листок, остальные спрятал обратно. Потом поднял глаза на Вулфа и заговорил:
– Я почти два дня бегал, чтобы собрать подписи под этой бумагой. Не перебивайте, пожалуйста, дайте мне сказать. Так вот, Молли Лок отравили ровно неделю назад, и началась какая-то игра в прятки. Через два дня, то есть в среду, стало ясно, что полиция топчется на месте, и я обратился за помощью к вам. Я слышал о вас и раньше и знал, что вы тот самый человек, который мне нужен. Я попытался привезти сюда Макнейра и остальных, но они отказались ехать. Тогда я попытался отвезти вас к нему, но вы тоже не захотели, и я опрометчиво послал вас ко всем чертям. Это было пять дней назад. Потом я нанял другого сыщика и заплатил ему триста долларов неизвестно за что. От полицейского инспектора и его ребят толку как от плохих актеров в шекспировской трагедии. Дело и впрямь темное, кроме вас, вряд ли кто его распутает. Это я сообразил в субботу и весь день мотался по городу, даже прихватил воскресенье. Вот, посмотрите, – закончил он, пододвигая бумагу Вулфу.
Вулф неохотно взял листок. Я видел, как медленно прикрылись его глаза, и понял, что написанное произвело на него впечатление. Он еще раз пробежал текст, глянул на Ллевелина Фроста и протянул листок мне. Это было письмо, отпечатанное на превосходной бумаге:
28 марта 1936 года, Нью-Йорк
Мистеру Ниро Вулфу
Дорогой сэр!
В ответ на обращение мистера Ллевелина Фроста мы, нижеподписавшиеся, убедительно просим Вас расследовать обстоятельства смерти Молли Лок, которая была отравлена 23 марта в помещении фирмы «Бойден Макнейр инкорпорейтед» на Пятьдесят второй улице в Нью-Йорке. Мы очень надеемся, что Вы не откажетесь встретиться для этого с мистером Макнейром в его конторе.
Со всей почтительностью напоминаем Вам, что каждый год Вы выезжаете из дому, дабы посетить Столичную выставку орхидей. Хотя нынешний повод не является для Вас столь значительным, он тем не менее представляется нам достаточным, чтобы просить Вас пожертвовать частью своего драгоценного времени и привычным распорядком жизни.
С глубоким уважением,
Я отдал листок Вулфу, сел и, улыбаясь, выжидательно поглядел на него.
Он сложил письмо и сунул под кусок окаменелого дерева, служивший ему пресс-папье.
– Это все, что я мог придумать, – сказал Фрост. – Иначе просто беда. Надо же как-то распутать всю эту историю. Там уже поработал Дэл Причард, но совершенно впустую. Поэтому я и решил во что бы то ни стало заарканить вас. Так вы поедете?
Указательный палец Вулфа описывал кружки на подлокотнике кресла.
– Какого дьявола они подписали это письмо? – спросил он.
– Очень просто: я упросил их. Объяснил, что, кроме Ниро Вулфа, такое преступление никому не раскрыть. Идея была в том, чтобы уломать вас взяться за это дело. Сыграть на вашем главном, разумеется после гастрономии и денег, увлечении – орхидеях. Джентльмены, сказал я им, вы лучшие цветоводы в Америке, выращивающие орхидеи. Только вы можете повлиять на него. Само собой, я заранее запасся рекомендательными письмами, и все вышло в наилучшем виде. Обратите внимание, тут только самые известные имена.
Вулф вздохнул:
– У Алека Мартина в Резерфорде сорок тысяч кустов. А его подписи нет.
– Была бы, если бы я к нему обратился. Но Глюкнер сказал, что, по вашему мнению, Мартин – ненастоящий цветовод, всякие фокусы выделывает. Так вы поедете?
– Чепуха какая-то, – снова вздохнул Вулф. – Сплошной обман и насилие. – Он погрозил пальцем. – Вы, вижу, ни перед чем не остановитесь. Отрывать уважаемых и занятых людей от работы, чтобы подписать идиотскую бумагу… Нет слов! И меня из терпения выводите. Зачем вам это нужно?
– Хочу, чтобы вы взялись за это дело.
– Почему именно я?