— А чего ж ты до этого молчал?
— Особистов боялся, — откровенно признался я. — Или, что вы с Борькой посчитаете меня душевнобольным придурком. Контуженным в воронке.
Пауз была долгой.
— Ну-ка, повтори еще раз, как там у вас живут в двадцать первом веке?
Я принялся рассказывать о полете Гагарина, об американцах на Луне. О холодной войне, о Кеннеди, Брежневе, Горбачеве, прочих политиках. О новых машинах, ракетах, круизных лайнерах. Наступило время ужина. Потом отдых у костра. Мы уединились от бойцов подальше. С открытым ртом он слушал, а я все перечислял, перечислял. О стройке БАМа, Олимпиаде-80, новых заводах, спутниках, кораблях. О распаде СССР, о мнимом «конце света» в 2000 году…
— Чем закончится война? — внезапно спросил он.
Я ответил. Дойдем до Берлина. После войны начнется расцвет социализма в стране. Потом застой. Перестройка. Лихие девяностые. Миллениум. И так далее.
— После Сталина никого уже такого могучего не будет? — спросил он, все еще не придвигаясь ближе. Потом надолго задумался, пыхтя папиросой. Прошли томительные минуты. Выплыла Луна. Расставили часовых. Укладывались на ночлег, а он все думал и думал.
Наконец, выдал в пространство:
— Хм-м… Особисты, конечно, приставят тебя к стенке. Начнешь рассказывать эту белиберду, посчитают за шпиёна. — Так и сказал: «за шпиёна», подражая Борьке.
Я обреченно вздохнул.
— Потому и прошу у тебя совета. Как, минуя отдел СМЕРШа, попасть напрямую к комбату?
Он бросил взгляд на костер. Покачал головой, что-то прикидывая в уме. После ужина бойцы курили, располагаясь на ночлег; кое-где тянули солдатские песни.
— Есть только один выход, как попасть к комбату, минуя особистов.
— Какой?
— Как когда-то мы с Борькой. Нам с тобой нужно двинуть в разведку. Добыть «языка». Помнишь, я тебе рассказывал, как Борька вытащил из кустов немецкого офицера с портфелем?
Я выкатил глаза.
— Но мы же наступаем! Откуда тут немцы?
— Да полно! — махнул рукой в сторону леса мой собеседник. — Отставшие штабные машины. Взводы караульных, одиночки офицеры и автоматчики. Немец драпает, но отставших — хоть пруд пруди.
— И что?
— А то, что если захватим в плен какого-нибудь отставшего офицера, нам прямая дорога к комбату. И если тебе повезет, то от комбата — сразу в штаб дивизии.
— Вот это уже величина! — согласился я. — Дивизия, потом корпус, а там и до командующего армией можно добраться.
— Погоди мечтать, — оборвал Алексей. — Единственная загвоздка в том, готов ли ты на вылазку? Вдвоем пойдем, заметь. Прикрывать будет некому.
— Ну… — помялся я. — Стрелять я умею, проходил учебные стрельбы.
— Как раз обойдемся без стрельбы. Тут нужна будет сноровка. Ножом владеешь?
— Попробую.
Он перекинул мне штык-нож. Передернул затвор автомата.
— Кинь в сидор полбуханки хлеба с салом, набери воды во флягу. Я к старшине. Доложу, что вызвались в разведку. Это на тот случай, чтобы особисты не посчитали нас дезертирами. Или самоволкой.
— Да какие дезертиры? Мы же наступаем!
— Разные люди бывают, братец мой.
И ушел.
Я с азартом принялся набивать вещмешок.
Светила луна. Бойцы улеглись спать. До ближайшего леса было пять километров. По степи, перебежками, час ходу. Дальше шли овраги, ложбины, пролески. Наступающие части ушли вперед, обтекая лес с флангов, чтобы не случилось задержки. Так что, вполне возможно, в лесу могли укрываться драпающие немцы. В эти дни широкомасштабного наступления разведчики вызывались добровольно: за каждого пойманного фрица полагалась награда — в зависимости от статуса пленника. Поэтому, никого бы из командования не удивило, вызовись два бойца сходить на вылазку.
Что, собственно, мы с Лёхой и сделали.
Получив разрешение старшины и командира роты, Лёшка уже через час был на той стороне степи. Я следовал по пятам. За пазухой нож, за плечами вещмешок. У соседа автомат и две гранаты. Это на случай, если нам придется отстреливаться. Но фриц был напуган, сдавался сразу, в бой не вступал.