Тот пожал плечами:
— Надо, сделаем. А до остального мне дела нет.
Так я обзавелся первым помощником. Дело расширялось.
Семен оказался покладистым коллегой. Преподавал до войны в школе. Вел уроки истории. Сразу обретя в нем собеседника, я душевно проникся к молчаливому парню. Вопрос моего нахождения здесь не задавал. Помогал во всем. Был и за писаря, и за посыльного. Илья Федорович постоянно сидел на телефоне, рассылая указания командирам частей. Семен был и за повара.
— Сколько полков Багратиона шли на Мюрата? — задавал вопросы после работы в часы отдыха. Это было нашей забавой. Он проверял меня по истории, я штудировал его по физике, астрономии, архитектуре. Откуда я столько знал, он не спрашивал. Полагаю, дело было в подписке о неразглашении. Поинтересоваться из деликатности я не решался. Парня предупредили: вопросы не задавать, ничему не удивляться.
И он не задавал. Удивлялся. Однако молчал. Но игру нашу принял. Каждый вечер после ужина мы проверяли себя на знания предметов. Если я что-то пропустил в школе и институте, он натаскивал меня по истории. Я делился с ним всем, чем владел из Гугла и Википедии.
— Кто был при Екатерине последним фаворитом? — убирая посуду после ужина, шутил он. Илья Федорович, перекурив, отправлялся спать в свою комнату. Рано утром садился за телефон, телеграф. Перед сном мы решали шарады. Столы завалены чертежами, списками, схемами. Во дворе наготове машина.
— Платон Зубов был последним, — вспоминал я. — Но мне из всех фаворитов ближе Потемкин.
— Не тебе одному, Александр, — усмехался Семен. — Потемкин был самым плодотворным в качестве становления России как великой державы. А кто был самым недостойным?
Тут я задумывался. Перебирал в памяти, что знал из интернета. Понятовский, Ланской, Завадовский, Орловы. Еще десяток других.
— Зубов и был самым мерзким из всех, — докладывал я. — С его подачи как раз отравили Потемкина.
— Спорный вопрос, — кивал в такт Семен. Илья Федорович раздобыл где-то патефон, и мы часто по вечерам включали пластинки. Сейчас пел хор Александрова.
— Ладно, не спорю, — помогая прибирать избу, вступал в игру я. Хозяйки не было, справлялись сами, по-холостяцки. — А какова масса урана? — в свою очередь проверял я его.
Отвечал. Был историком, но физику знал.
— Кто брал Берлин при Фридрихе с Елизаветой Петровной?
— Так… — вспоминал я из книг. — Апраксин вернул войска назад в позорном отступлении. Было это в…
— В тысяча семьсот пятьдесят седьмом, — подсказывал он. — Верно. Апраксин позором покрыл свою мнимую славу.
— А сколько до Луны километров? — проверял я его астрономию.
Так и общались, сдружились. Пробыл он со мной три недели. И вот в один из дней, когда мы входили в Орловскую область, наш обоз арьергарда подвергся атаке. Штабная машина мчала вперед. Налет немецкой авиации был внезапным. Мы с Ильей Федоровичем сидели на задних сиденьях. Семен на переднем, рядом с водителем.
БА-ААМ! — разорвался рядом снаряд. Машину тряхнуло, швырнуло в воронку. Начальник выпал из задней дверцы. Меня впечатало затылком в раму салона. Кругом громыхало, свистело. Выезжая из штаба, мы везли в свою контору разную документацию. Багаж был ценным, поэтому начальник отправился с нами. Назад по пути налетели немецкие асы. Впереди идущую полуторку разнесло взрывом в клочья. Раскидало раненых. Застрочили в небо зенитки. Советские истребители отогнали немецкий налет, бой проходил теперь в стороне. Опрокинутая набок машина дымилась. Водителя прошила пулеметная очередь. Он уткнулся лицом в руль. Спасти было нельзя.
— Меня… меня ранило, — простонал Семен, когда я сам, оглушенный, выползал из покореженной машины. — Возьми проекты, Саня, — хрипел он, истекая кровью.
Илья Федорович бросился на поиски санитаров. Кругом стоны, дым, копоть. Что-то кричал, что-то приказывал. Привел парня в каске с крестом. Тот склонился над моим первым помощником. Склонился и… выпрямился.
— Не успели, товарищи. Он мертв.
Слезы застлали глаза. Еще вчера после ужина мы друг друга проверяли, играя в забаву. Он спросил, помню ли я всех маршалов Наполеона. Я тогда перечислил с десяток: Даву, Мортье, Лефевра, Мюрата, Нея и прочих. Сам проверил его по химии.
И вот он лежит под обломками техники. Мертвый, спокойный. Последним желанием было спасти документы.
Так, собственно, я и потерял уже третьего друга. Первых Борьку с Алексеем. Сейчас Семена. Он останется в памяти как мой первый помощник. Простой историк, гражданский.
Илья Федорович в тот вечер воздал память скромному, тихому подчиненному. Всегда без лишних ненужных вопросов.