И так без остановки. Щебетала и щебетала. Порхала как мотылек. Сдувала пыль, протирала сапоги, бросала дрова в камин. Разливала вино в бокал. Что-то сразу напевала, что-то трещала без умолку.
— Прохор уж и баньку истопил. А вы когда последний раз кушали? Наверное, утром. А мне Прохор сказал, иди, мол, приберись, гость к нам прибудет. Наверное, издалека вы. Я не спрашиваю, мне не положено. Вино какое вам еще налить? То, что любит Иосиф Виссарионович? Наверное, коньяк вам нужен.
Мне до того стало уютно в ее присутствии, что как-то незаметно потянуло в сон. Из граммофона лилась музыка, за окном крякали утки. Камин потрескивал. Девушка щебетала, хлопотала за столом, поправляла ковер, подушки, покрывало на диване. Захотелось окунуться в воспоминания. Как там мои милые дочурка с супругой? Как Яночка, как Лена? Что делают без меня — пропавшего внезапно, исчезнувшего из нашего с ними реального мира? Что там с моими сотрудниками? Ищут меня? Разбираются в причинах исчезновения? Я ведь, если формально, был очередным кроликом в эксперименте по проколу во времени. Как мой помощник? Сумеет во всем разобраться? Наведет вектор выброски капсулы на Курскую дугу?
— А вам бы и нижнее белье снять, я просушу… — доносился щебетавший голос. — Ой, а может, вы сразу в баньку захотите? Не будете дожидаться Иосифа Виссарионовича? Так я это быстро сделаю…
Мысли витали сейчас где-то далеко. Под уютное щебетание этого ангела, спустившегося с небес, я провалился в свои грезы. По сути, с момента попадания в воронку после барокамеры, мне ни разу не удалось, как следует предаться теплым воспоминаниям. Навалившиеся события закружили меня в нескончаемом вихре. Пожалуй, только при штабе батальона, когда меня кинули в камеру, я мог ненадолго уединиться. Потом дивизия, штаб фронта, закрутилось — понеслось. И вот только сейчас, под забавный речитатив хозяйки Кунцевской дачи, я смог, наконец, немного расслабиться.
Из состояния покоя вывел вкрадчивый голос. Очевидно, Валечке были даны указания, покинуть комнату. Она тихо вышла.
— Ну, и как вам тут, любезный гость?
Я выдернулся из грез, подскочил. Надо мной склонилось хитрое лицо Берии. Поблескивая пенсне, он изучал меня с ног до головы. Глаза так и шарили по одежде.
— Отдохнули?
— Так точно, Лаврентий Павлович.
Колени дрожали не хуже, чем при встрече с Вождем народов.
— Ну-ну, любезный. Меня нечего бояться. Я твой друг, — перешел он на «ты». Акцент выдавал в нем уроженца мегрелов. Сел напротив. Сложил руки на выпуклом животе. Осклабился.
— А вы… — язык прилип во рту. — Вы… я вам нужен? Мне куда-то идти? — робко просипел я.
— Нет. Хозяин еще не приехал. Я заранее добрался сюда, чтобы задать пару вопросов.
Этих вопросов я ждал весь свой доклад, когда кто-нибудь из Политбюро задаст их на мою погибель. Но тогда никто не осмелился в присутствии Сталина. А сейчас мы с Берией были одни.
Он зловеще вперил в меня свой знаменитый немигающий взгляд. По буквам процедил:
— Когда… умрет… товарищ… Сталин?
Вот тут-то мне стало по-настоящему плохо. Этого вопроса я боялся больше всего. Он преследовал меня на всем протяжении, пока летел в самолете, ехал в лимузине, докладывал перед Политбюро. Он мог свести меня в могилу за долю секунды. Что делать? Как ответить? Всемогущий Берия, узнав о дате смерти своего начальника и Вождя, мог запросто перестроить все свои планы. А ведь за смертью Хозяина, спустя какие-то месяцы, расстреляют и его самого — это было известно каждому в моем времени. Как выкрутиться? Как не навлечь на себя беду?
А он продолжал сверлить меня взглядом. Встал. Прошелся по комнате. Глянул в окно на уток. Подошел к патефону. Потрогал зачем-то иглу.
— Повторяю, любезный. Когда умрет то-ва-рищ Сталин? Дату, год — быстро!
Резко подскочил. Склонился над ухом. Глаза хищно блеснули из-за стекол. Голос перешел в омерзительное шипение:
— Я… буду… править… после него?
Во мне все обрушилось. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, поскакав по полу впереди себя. Такое ощущение испытывает зверь, попавший в капкан, готовый перегрызть собственную конечность, чтобы выбраться наружу.
— Я… простите, т-товарищ Б-берия… Я не могу наз-звать дату…
Зубы выбивали барабанную дробь. Берия вернулся назад, откинулся на спинку кресла. Хищно взглянул. Противно улыбнулся. Злобно зашипел:
— Повторю последний раз, гражданин… — и назвал мою фамилию.