Господин Риго часто принимал гостей, но вскоре выяснилось, что замок превратился в игорный дом, которым он ловко управлял, хотя деятельность его была тайной.
Однажды утром моя кормилица разбудила меня. У нее был ошарашенный вид.
— Какая история, — рассказала она. — Похоже, наш сосед этой ночью повздорил с одним из своих клиентов, который обвинил хозяина в шулерстве. У этого клиента довольно известное имя, то ли граф, то ли виконт Большая Шишка, не знаю точно. Он тут же послал к господину Риго секундантов. Вскоре эта встреча состоится в глубине парка, а тот прилегает к нашему саду. Можешь спрятаться в кустах и присутствовать на дуэли.
Развлечений в деревне мало, и я не устоял перед искушением увидеть дуэль собственными глазами.
Я спрятался в огромном цветнике лилий и вскоре увидел господина Риго, который пришел с двумя секундантами, потом появился и граф с двумя своими друзьями.
Привычную подготовку быстро завершили, и два дуэлянта разошлись на положенные десять шагов.
Команда «Огонь!» должна была вот-вот прозвучать, когда один из секундантов господина Риго, бросился к графу с криком: «Подождите! Не стреляйте! Нельзя стреляться с человеком в маске!»
Он быстро схватил графа за бородку и резко дернул ее. Бородка с остальными частями маски упала.
Раздался крик удивления и ужаса. Его испустили все секунданты.
У меня перед глазами появилось только что обнаженное странное лицо лжеграфа.
Это была крохотная морщинистая головка с отвратительными скулами и презрительно гримасничающим обезьяньим ртом.
Господин Риго побледнел, покачнулся и воскликнул: «Двухгрошовая голова!»
Разоблаченный граф выругался и бросился бежать. Но вдруг обернулся и крикнул: «Тебе представлен счет, Лостело!» И тут же выстрелил.
Господин Риго упал. Пуля попала ему в грудь.
Все бросились в погоню за убийцей, но настичь его не сумели.
Риго перенесли в дом, где спешно вызванный врач заявил, что рана не опасная и что раненый оправится через несколько дней.
На следующий день Риго и след простыл… Он покинул замок и, несомненно, страну. Поскольку среди клиентов подпольной игры в рулетку было немало политиков и прочих крупных шишек, дело сразу замяли.
Однако кормилица сказала мне, что владельцы замка вернулись и сделали весьма странное открытие. Они нашли более двух дюжин механических автоматов, пресловутых двухгрошовых голов. Одни были собраны, другие, наоборот, были разобраны, словно кто-то использовал их для изучения механизма.
Более ничего я не знаю, — сказал в заключение Проспер Ревинюс, — но попытался установить связь между этими многочисленными автоматами и двухгрошовой головой, которая была в Харвант-Хаузе, злобным ругательством, которое бросил Риго своему разоблаченному противнику, и преступлениями вокруг этих голов.
Гудфельд был поражен рассказом и глубоко задумался.
— Ах, наш бедняга Диксон! — простонал он. — Жаль, что его нет, чтобы связать все эти разнообразные происшествия и обнаружить их истинную ценность… Послушайте, господин Ревинюс, мне кажется, вы тот человек, который может помочь юстиции в память о нашем погибшем друге. Я дам вам средства, если вы захотите продолжить расследование.
Молодой преподаватель покраснел от удовольствия.
— Я не осмеливался попросить вас об этом, господин Гудфельд.
— Отлично! Решено. Приходите завтра утром в Ярд. Я попрошу начальство доверить вам должность временного сыщика. Это очень упростит вашу работу.
Проспер Ревинюс явно колебался.
— Вы хотите попросить еще что-то? Смелее, считайте, что мы уже собратья, — с доброй улыбкой сказал Гудфельд.
— Я помню, что у вас есть пресловутый роман Энн Рэдклиф Замок Черных Лиц. Это так?
— Опять? Да, я его прочел, но не знаю, какое значение это может иметь, — нетерпеливо спросил полицейский.
— Насколько я помню, там речь шла о призрачных играх людей в масках, которые не знали друг друга. Это вам ничего не напоминает?
— Нет… Хотя, впрочем, таинственная фраза: «Смерть выигрывает при ставке на черное».
— Именно так! — вскричал Проспер Ревинюс. — Господин Гудфельд, я думаю, что всё кроется именно в этом: смерть выигрывает при ставке на черное!
Успешный дебют Проспера Ревинюса, сыщика
Когда первые часы энтузиазма прошли, Проспер Ревинюс ощутил себя одиноким и опечалился.