И это истинная правда. Полтора года назад, когда я почти случайно начал работать в этом бизнесе, мне уже было трудно и неприятно общаться с большинством окружающих меня людей, если не сказать что со всеми. Я и сейчас не могу назвать себя ни альтруистом, ни филантропом, но те несколько дней, что я провожу со скорбящими родственниками, отчасти примиряют меня со всем человеческим родом.
— А еще в такой ситуации люди часто искренне благодарны за помощь — тоже не самое распространенное человеческое качество. Так что можно сказать, что у меня просто прекрасная работа: я постоянно имею дело с чудом и искренними чувствами.
Марина улыбается.
— В твоем изложении звучит просто волшебно. Проводишь меня?
— До дома?
— Нет… когда я умру. Если уж этого чуда никому не избежать, я бы хотела, чтобы именно ты все для меня организовал. Мне кажется, у тебя неплохо получится.
— Очень надеюсь, что до этого не дойдет, — серьезно отвечаю я.
— Только положи меня в гроб красивой, — Марина веселится: смерть кажется ей чем-то далеким и совсем нестрашным. — Нос мой горбатый, может, наконец, поправишь мне, потому что я точно умру раньше, чем сделаю себе пластику.
— Еще чего, — отвечаю я. — Я не лишу тебя посмертно главного в твоем шарме и обаянии.
Марина смеется и поворачивается в профиль. У нее очаровательный носик с горбинкой, предмет общего восхищения и ее постоянных шутливых издевательств над собой.
— Все равно, если что, я буду рассчитывать на твои услуги.
— Тогда нам нужно будет состариться вместе — при этом условии я согласен.
Марина смеется, откидывает темные волосы, и ее знаменитая улыбка сияет ярче, чем отраженный свет в зеркалах и стекле у нее за спиной. Она выходит из-за стойки и идет убрать стаканы с дальнего столика. Стрелка на часах уже приближается к двум, а значит, скоро нужно будет готовить бар к закрытию. Очередной вечер, незаметно ставший ночью, подходит к концу.
Я гашу сигарету, а Марина возвращается за стойку.
— А вообще, я бы хотела никогда не умирать, — говорит она.
— Мне кажется, это ужасно тоскливо.
— Только если сидеть в баре каждый вечер, — парирует Марина. — А если постоянно чем-то заниматься, новым, интересным… ну ездить по разным странам, читать, учить языки…
— То хватит тебя лет на сто, — отвечаю я. — А потом ты окажешься запертой в этом мире, как в склепе, в унылой компании опостылевших стран, надоевших людей и наскучивших занятий. Смерть придает жизни хоть какую-то осмысленность, хотя бы в качестве подведения итогов.
— А мне кажется, что умирать очень обидно, как выйти из кинотеатра посередине сеанса: фильм еще не закончился, а ты уже ушел.
— Тогда налей мне еще немного, и я выпью за апокалипсис: пусть фильм закончится для всех и сразу.
Марина с улыбкой качает головой, но наливает немного виски на дно моего стакана. Я залпом проглатываю огненный напиток, запиваю его остатками уже остывшего кофе, встаю, кладу деньги на барную стойку. Марина возится в углу с кассой.
Я смотрю наружу сквозь темное мокрое стекло. Дождь и ветер поджидают меня, как уличные хулиганы.
— Тебя проводить? — спрашиваю я.
— Все-таки решился? — улыбается Марина.
— Я имею в виду до дома. Погода дрянь, да и время суток не располагает к прогулкам.
— Не надо, — Марина машет рукой, — я такси вызову. Спасибо. Да и мне тут еще нужно посчитать, потом выключить все… Поезжай.
— Как джентльмен, я должен был предложить.
— Спасибо, леди наймет себе экипаж.
Все, наш обычный ритуал прощания состоялся. Я ни разу за полгода не настоял на том, чтобы проводить ее, а она ни разу не согласилась, точно так же, как я ни разу не сделал попытки пригласить ее встретиться где-нибудь за пределами «Винчестера», а она ни разу не дала мне ни намека на то, что ожидает от меня чего-то подобного. Может быть, так даже лучше, оставаться друг для друга ночными собеседниками. А может быть, я просто боюсь потерять то, что есть между нами сейчас, и превратить это в двусмысленное слово «отношения». Пусть уж лучше все остается как есть.
Я застегиваю пальто и иду к дверям. Марина провожает до выхода. Я снова смотрю на нее, и у меня вдруг чуть сдавливает сердце от какого-то промелькнувшего щемящего чувства. Марина стоит передо мной, смотрит мне в глаза и улыбается. Я думаю о том, какая она красивая, а еще о том, как мне не хочется оставлять ее здесь одну.
— Ну все, пока, — говорит она и целует меня в щеку.
Я целую ее в ответ, прикасаясь губами к теплой мягкой коже, и чуть касаюсь руки.