Потом лорд Валентайн несколько минут о чем-то говорил с леди Вивиен, и, когда отец и дочь заключили друг друга в последние прощальные объятия, я отвернулся, не в силах выносить этого зрелища и опасаясь той душевной слабости, в которую оно может меня повергнуть.
И вот мы с леди начали спускаться по крутым ступеням, ведущим в подземный ход, а я бросил последний взгляд на картину, навсегда запечатлевшуюся у меня в душе: содрогающаяся от ударов дверь, несколько израненных рыцарей, готовых к последнему бою за своего друга и господина, старый О’Рурк, опирающийся на секиру, и лорд Валентайн, с двумя стрелами в плече и спине, тяжело привалившийся к стене, но не выпускающий из рук меч.
Мы долго шли по тесным и узким подземным тоннелям, спасаясь из гибнущего замка так же, как в свое время сам лорд Валентайн спасался из объятого пламенем Акко. Шум битвы, кипящей наверху, становился все тише. Факел в моей руке тускло освещал сырую кирпичную кладку стен, затянутые паутиной арки и леди Вивиен в залитом кровью и ставшем багровом платье, и я удивился тому, как прямо она держится, какое строгое у нее лицо и насколько она владеет собой, не давая воли чувствам и страху. Тоннель вывел нас к каменистому пологому берегу, и в сотне ярдов от выхода мы увидели деревянные мостки и лодку с мачтой и парусом, пришвартованную у пристани.
Мы почти добежали до лодки, когда отряд врагов из пары дюжин солдат, неожиданно появившись из-за стены замка, бросился за нами в погоню. Я перерубил мечом канаты, и мы едва успели отплыть на относительно безопасное расстояние, так что стрелы арбалетов уже на излете били в борта лодки и с плеском падали в воду. В этот миг загорелась кровля башни замка, и через минуту она стала похожа на чудовищный маяк, сполохи дымного пламени которого отражались в темной бурной воде. А потом на берегу среди мельтешащих теней возникла черная фигура. Это был лорд Марвер. Он видел наше бегство, и вот поднял вверх обе руки и вдруг издал долгий и тоскливый леденящий душу вопль, прокатившийся над черными морскими волнами. Так, верно, голосит худшая из нежити, упустившая добычу, в этом вопле даже можно было различить какие-то слова, настолько страшные и чуждые всему живому, что лучше бы лишиться слуха, нежели еще раз услышать что-то подобное. Но не успел я подумать, что ничего ужаснее мне еще не приходилось слышать в своей жизни, как леди Вивиен вдруг поднялась в лодке во весь рост. Черты ее бледного лица заострились, глаза стали подобны бездонным провалам, темные волосы развевались на ветру и отливали медью в отсветах пламени, пожиравшего башню. Она устремила взгляд на черную фигуру на берегу и ответила на вопль лорда Марвера таким яростным, пронзительным криком, что сердце в моей груди застыло, как кусок темного льда. И словно в ответ на эту жуткую перекличку, буря обрушилась на наше утлое суденышко: ветер злобно трепал парус на мачте, волны перекатывались через борт, дождь заливал лодку сверху, и море несло нас куда-то, повинуясь своей злобной прихоти. Словно исчерпав последние силы в крике, леди Вивиен упала на узкую деревянную скамью, закрыв глаза и только прижимая к груди обеими руками сумку, которую дал ей лорд Валентайн. Мне же пришлось вспомнить все, чему учил меня отец во времена моего детства и отрочества, когда порой брал с собой в недолгие плавания по морю. И то ли помогли эти немногие навыки, то ли родовая память, передающаяся от отца к сыну, то ли горячие молитвы, которые я возносил к небу, но в конце концов мне удалось обуздать нашу лодку и направить ее на восток, к берегам Англии.
Там мы и высадились ранним утром следующего дня: в Уэльсе, недалеко от замка Пемброк, на песчаном берегу залива Кармартен. Я поднял леди Вивиен на руки, перенес ее через мелководье и положил на песок, а потом рухнул сам, не в силах более сопротивляться усталости.
Глава 7
Ветер злобно гоняет по небу обрывки туч, расшвыривая серые густые клочья, которые беспорядочно мечутся, подгоняемые ураганными порывами, а потом снова собираются в сплошной плотный слой. Иногда сквозь прорехи в темно-сером покрове мелькает черное беззвездное небо и тускло блестит месяц, совсем тонкий, едва заметный, как дыхание умирающего. Скоро он исчезнет и наступит ночь новолуния — а вместе с месяцем исчезнет, закатившись за горизонт этого мира, и чья-то жизнь.
Мне не спится. Всю ночь сознание балансирует на призрачной границе между сном и бодрствованием, а когда все-таки впадает в сонное оцепенение, тут же пестрым тревожным потоком обрушиваются видения: бурное море, горящий замок, лязг оружия, запах железа и крови. Они настолько реальны, что пару раз мне кажется, будто я ощущаю нагретую кожу рукояти меча в ладони или чувствую щекой холодный морской песок. В итоге я оставляю всякие попытки уснуть, завариваю кружку крепкого черного чая и снова сажусь за бумаги Мейлаха.