— Ратни, — говорит Чанимин, — он сказал, что тоскует по красной заре, по мысу Кравангу… Ты о нем наверняка не слыхала. Мы там с ним были в дозоре. Он тосковал по морю, омывающему Краванг, морю, усеянному серебряными парусами лодок. Он по всему тосковал. Даже по собственной смерти — никак не мог ее дождаться.
— Бедный Маман, — печально произносит Ратни, подняв глаза на Чанимина.
— Мне тоже его жаль. Но люди, покинувшие этот мир, обретают свое место в мире ином. А нам о живых надо думать.
— Верно, — отвечает Ратни со вздохом.
— У тебя сейчас никого нет, кроме меня. Позволь же мне кое о чем тебя спросить. Чем я могу тебе помочь?
— Помочь? — обиженно переспрашивает Ратни.
— По-моему, ты очень нуждаешься в помощи.
— Извини, братец, но в помощи я пока не нуждаюсь. И вообще поменьше обо мне думай. Думай лучше о себе.
Чанимин встает и испытующе смотрит на невестку.
— Гордая ты чересчур! Сама ведь говорила, что одна в целом свете. А человек не может жить в одиночестве, у него должен быть хотя бы друг.
Ратни молчит, только вздыхает.
— Подумай хорошенько, Ратни, и не обижай меня. Сейчас в голове у тебя все перепуталось. Ты сама не знаешь, чего хочешь. А помощь тебе нужна. И помни, пока жив твой деверь, ты не одинока. Может, не сейчас, так немного погодя я тебе понадоблюсь.
— Брат Мимин, если ты вправду хочешь мне помочь, — говорит Ратни, ласково глядя на капрала, отчего в глазах его появляется радостный блеск, — если ты вправду хочешь мне помочь — никогда не говори со мной так, как говорил сейчас. Очень прошу тебя об этом!
Глаза Чанимина тускнеют.
— Самое лучшее, что ты можешь для меня сделать, это предоставить меня самой себе. — Ратни опускает голову.
Чанимин снова садится в кресло.
— Ничего не понимаю, Ратни. Может быть, тебе противна моя обезображенная физиономия?
— Нет, нет, нет, — торопится ответить женщина.
— Я знаю, что противна. — Чанимин мрачнеет.
— Нет же, говорю тебе!
— Прости. Но моя рожа мне не дает покоя. Можешь ли ты это понять?
Ратни не отвечает. Наступившее молчание нарушают лишь слова команды, доносящиеся издалека, да еще электрогенератор.
Чанимин встает с кресла, подходит к Ратни, садится рядом с ней на циновку.
— Милая невестка! Моя окаянная рожа приносит мне одни несчастья. Но я заслужил их. Это расплата за все грехи, за все зло, которое я причинил людям. Мне так хочется сделать доброе дело, помочь тем, кто в этом нуждается. А ты отвергаешь мою помощь.
Ратни продолжает теребить край циновки, время от времени утирает пот со лба. Ей хочется остаться одной, собраться с мыслями.
— Я был несправедлив к Картиману, твоему мужу. Был чересчур с ним суров. Но не жестокость двигала мною. Просто я не хотел, чтоб болтали, будто я брату поблажки даю. Будь Картиман в другом отделении, он давно получил бы повышение в звании, возможно, был бы уже лейтенантом. А я только о себе думал, о своей репутации. И вот теперь мне хочется искупить свой грех, сделать что-нибудь для тебя. Ты веришь, Ратни, что я раскаялся? Веришь мне?
— Как я могу верить тебе, если самой себе не верю? — со вздохом отвечает женщина.
— И все же во всем виновна моя физиономия. Мой лейтенант говорил, что, не будь я таким уродом, я мог бы стать старшим сержантом. И может, у меня была бы верная жена и я нянчил бы своего ребенка! А так я растрачиваю свои чувства. О, какая это мука, Ратни, если бы ты знала! Сердце мое исполнено любви и нежности, но моя любовь никому не нужна.
— Эти шрамы ты получил в бою, брат Мимин, — пытается Ратни переменить тему.
— Да, в бою. Но когда я думаю, чем пожертвовал, мне хочется умереть. Здоровый человек хочет смерти. Тебе, вероятно, это кажется странным?
— Нет, не кажется. Просто это ты, а не я, совсем пал духом.
— Не совсем. Во мне еще теплится надежда.
— Это потому, что ты можешь сражаться еще долго, долго! А вот мне уже ничего не нужно. Единственная радость осталась: помогать раненым или больным беднякам. Мне так спокойно и хорошо, когда я делаю доброе дело. В эти минуты я даже забываю о том, что я сирота.
— Ты с Маманом не была счастлива, — говорит Чанимин, все еще движимый завистью к покойному брату. — Но он всегда говорил, что ты хорошая, и это в самом деле так.
— Дай бог, чтобы я не стала хуже, чем я есть.
— А что ты будешь делать после войны, Ратни? — вдруг спрашивает Чанимин.
— После войны? — Ратни запнулась и во все глаза смотрит на Чанимина. Потом говорит тихонько: — Я еще не думала об этом.
— Но ведь война когда-нибудь кончится, Ратни.