Сааман то и дело задумывается, и тогда его еще юный лоб бороздят морщины.
«Все люди смертны, — пишет Сааман. — И единственное, что я могу сделать, это достойно принять свою смерть.
Юлиати! Зайнаб Юлиати! Я помню, какое у тебя было лицо, когда мой бечак перевернулся, налетев на двуколку; ты побледнела, как воск. А потом сказала, что будешь моей женой. Я хорошо это помню. Но ты нарушила свое обещание, которое дала по собственной воле, о котором я совсем не просил».
Перо застывает у Саамана в руке.
— Да что это я душу себе растравляю, — произносит он вслух и долго сидит, впав в раздумье. Но тут принимается стрекотать его друг сверчок. Сааман заглядывает под койку и ласково произносит:
— Друг, ты мне желаешь счастливого пути? Спасибо тебе. — Сааман грустно улыбается.
Сверчок вылезает из-под койки, прямо на ногу Сааману. Сааман осторожно берет сверчка и подносит к щеке.
— Ты голоден, друг? Но рис принесут в семь. А сейчас еще только светает. Со вчерашнего дня ничего не осталось. Ни зернышка! Очень жаль мне тебя. Но погоди. Придет сюда на мое место другой человек и будет кормить тебя досыта.
Сааман сажает сверчка на койку и опять берется за перо. И опять словно само собой движется перо, как бы независимо от сознания Саамана, от его чувств.
«Я знаю, ты вышла замуж, и у тебя уютно на роскошной никелированной кровати с шелковыми подушками. А я сижу в камере, дрожа от холода. Ты наслаждаешься теплом и уютом, как будто этот мир всего лишь большая, нагретая солнцем лужа…»
Перо останавливается. На исписанном листке бумаги резвится сверчок. Сааман смотрит на него и всей грудью вдыхает прохладный утренний воздух. Вдруг он встает и начинает ходить по камере.
— Я скоро свалюсь под столбом, где расстреливают приговоренных. Как просто, в сущности, умереть! Да и отправить человека на тот свет не так уж трудно!
Сааман останавливается в углу камеры и хлопает рукой по стене.
— Помни, стена, — говорит он, — что однажды к тебе прижался человек по имени Сааман, которому суждено через два часа умереть. Молчишь? Ты всегда будешь молчать, до самого конца света. И все же я тебе благодарен, стена.
Сверчок призывно стрекочет. Сааман оборачивается и говорит:
— Не принесли риса, приятель, мне нечем тебя накормить. — Сааман подходит к двери, осторожно открывает волчок, прислушивается. Все тихо — как будто ночь еще не прошла. Сааман опускается на колени у койки, которая служит ему столом, и снова принимается за письмо.
«Я знаю: там, за гробом, — холод и безмолвие».
Сааман откладывает перо, ерошит волосы, топает ногой. Из коридора доносятся шаги дежурного надзирателя. И разом во всех камерах открываются волчки. В камере Саамана тоже. В волчке появляется голова дежурного-индонезийца.
— Проверка! — говорит дежурный и захлопывает волчок.
Слышно, как он останавливается перед камерой напротив. Открывается волчок. Потом доносится крик:
— Эй, где же он?
И снова тишина. Никто не откликается.
Теперь дежурный проверяет свои ключи.
— Все будто заперто как надо, — говорит он с подозрением.
И снова по всем, коридорам несется крик:
— Смотри не шути со мной! Шкуру спущу! Чикаться не буду! Эй ты, морда, выходи!
Ответа нет. Волчок захлопывается, и слышен тяжелый топот бегущих ног.
Саамана бьет дрожь. Он стоит неподвижно, не сводя глаз с волчка.
Не проходит и пяти минут, как в коридоре раздаются шаги уже нескольких человек. Шаги затихают перед камерой напротив. Звякают ключи. Кто-то толкает дверь камеры ногой, слышно, как охранники кричат: «Эй». Никто не откликается. Сааман в волнении хватается за грудь. Сердце бешено колотится.
— Эй! Выходи! Не то пристрелю прямо через волчок.
Молчание.
Наконец слышится скрип отворяемой двери. У Саамана схватывает живот, и он едва сдерживается.
— Где же он? — Сейчас голос доносится из глубины камеры. — Посвети по углам. Если спрятался — дай ему по башке. Под койкой! Под койкой смотри.
— Нету. Удрал, точно тебе говорю!
— Да куда он денется! Он же под замком! Наверх глянь. Нет ли пролома. Отсюда муравей и тот не вылезет. А ключи все при мне.
— А я тебе говорю, сбежал он!
— Свети! — Голос вдруг обрывается, и фонарь с грохотом падает на пол.
Охранники выбегают в коридор. Слышно чье-то прерывистое дыхание.
Сааман больше не может сдерживаться и бежит к параше.
— Я доложу начальнику, — говорит один из охранников.