Пакет вместо коробки. То-то будет смеха в автобусе и конторе. Доброго смеха от души. Кто из ее попутчиков и сослуживцев заметит перемену? Найдется, наверно, кто-нибудь, кто все время подглядывает: у кого изменился цвет лака на ногтях, у кого появились новые сандалии, у кого на часах ремешок другого цвета. Мигом заметят, что вместо коробки пакет. Так что есть повод для беспокойства. Но в коробке были еще и часы младшей сестры. Только что полученные из починки. Часы и немного денег.
Деньги в конторе по-прежнему пропадают. Кто-то на короткое время оставил в столе конверт с деньгами, и большая часть их исчезла. У другого пропала коробка для завтрака, которую он хранил в багажнике мотороллера. Ловкие руки у этого вора, ничего не скажешь!
— К черту! Обыскать, все перевернуть вверх дном! — взрывается начальство. От проклятий сотрясаются длинные лепестки потолочных вентиляторов, лампы фальшивого дневного света, стальные шкафы оливковой окраски, конторские книги в коленкоровых переплетах, но ловкие руки остаются неуловимыми. И теперь надо уберечь от них коробку. Сейчас же отправиться за ней. Но, пожалуй, поздно уже. Прошло больше двух часов.
Она и Ума ушли с работы в пять. Зашли на осмотр к врачу — врач нашла, что Ума держится просто молодцом для шестимесячной беременности, — полюбовались улыбающимися пухлыми младенцами на фотографиях и тепло попрощались с няней. Долго плутали по улочкам, заваленным ветошью, завернули в аптеку за лекарством, потом их окатил ливень, и они так и не купили фасоли, продававшейся по дешевке, потому что пришлось спасаться бегством, наконец удалось поймать для Умы моторикшу — а время шло.
Но совсем незаметно. Ума — одна из трех незамужних женщин, работающих вместе с ней в этой огромной конторе, с Умой можно говорить часами, и молчать с ней легко. Ума предложила ей журнал — не хочешь ли почитать? Нет, пока нет, но журнал пригодится. Он пах новостями и свежей типографской краской, его страниц еще никто не листал. Свернув журнал в трубку, вспомнила о коробке.
Обычно она прижимала коробку к журналам и несла их вместе, но сейчас у нее был только журнал, вот и появилось странное ощущение, будто чего-то не хватает. И мгновенно — мысль о коробке, деньгах, все сразу.
Почему, садясь в автобус, она не подумала об этом? Автобус с опущенными шторами возник среди дождя. Примчался, как будто за ним устроили погоню. Автобус, казалось, зарычал на нее: быстрей входи, не то до костей промокнешь! Она так и поступила. Вскочила в спешке, в такие минуты коробка ударялась о сияющие хромированные поручни, но сегодня этого не произошло, вот она и вспомнила.
— Я… — задыхаясь начала она. И прикусила язык, чтобы не говорить вслух.
Надо сойти на следующей остановке. Пока она раздумывала, автобус, расплескивая лужи, прокатил мимо остановки… Сойти на следующей. Она поискала глазами кондуктора. Он был далеко, у передней дверцы.
Автобус большой, пятьдесят восемь сидячих и двадцать пять стоячих мест, она уселась на заднее сиденье и окинула автобус взглядом. В проходе никого не было. Пассажиры казались то ли зрителями в кинотеатре, то ли гостями на свадебной церемонии, то ли просто знакомыми, отправившимися на прогулку. Несмотря на тусклый свет, она прочла про себя все буквы и имена на спинках сидений. Возможно, ее имя тоже кто-нибудь нацарапал на мягкой зеленой коже, когда она училась в колледже. Она фыркнула. Как можно быть уверенной, что все надписи оставили ученики? А может быть, они написаны взрослыми, солидными людьми? Я, к примеру, могла бы сделать это и сейчас, шпилькой для волос.
Рядом уселась женщина с огромным ворохом цветов в волосах. Благоухание, свойственное поре дождей, острое, сырое. Подошел кондуктор, оторвал билет для соседки, а ей самой билет был не нужен, и кондуктор, улыбаясь, отошел. Этот не будет требовать, чтобы все брали билеты, не будет понукать пассажиров: пройдите, мол, вперед. А зачем ей выходить на полдороге, не проехать ли до конца и вернуться тем же автобусом?
Пришлось попросить остановиться у конторы.
По утрам, когда, кажется, весь город куда-то едет, здесь сошло бы, по крайней мере, с десяток человек. Кондуктор объявил бы остановку и попросил не задерживаться с выходом. Водитель нетерпеливо сжимал бы руль, ожидая, когда сойдет последний пассажир. Но теперь автобус остановился только из-за нее. Какой-то мужчина, с виду фабричный рабочий, бросил сигарету и вошел в автобус. Окурок продолжал ярко тлеть на земле.