— Как раз соседний дом сдается. На воротах объявление висит. Вы разве не приметили? Не знаю только, сгодится ли он вам. Уж очень тесный.
— Я ведь один, детей у меня нет, и тесно мне не будет. Вот вывеску повесить, привести в порядок помещенье: поставить лари для лекарств, нужный инструмент купить — ножи и прочее, — это я должен буду сделать. И уж тогда открою лавку. Вы только мне скажите, где можно все это купить? Может, то, что мне нужно, есть у вас и вы мне продадите в долг?
— В лавке у меня есть все, что нужно, и многое другое. Могу продать вам в долг. Ну, а когда дела ваши пойдут на лад, сочтемся. Тогда же расплатитесь и за лекарства. И оба будем в выгоде.
Так благодаря Да-лану, то есть Цзиню Старшему, Ли Цин остался жить в доме подле лекарственной лавки. Тут он вспомнил стих, который прочитал своим родным, когда прощался с ними, уходя на гору Заоблачных Врат: «Хоть и смешон мне порой Небожитель, что Чайник держал при себе, он ведь тоже Путь пытался постичь. И все же тревожит меня, что на торжище будет висеть этот чайник таинств».
Ли Цин подумал: «Прежде я даже не предполагал, что буду заниматься врачеванием. И все же не получается так в жизни, как говорится в этих строках».
Небольшая вывеска, которую Ли Цин соорудил поперек на воротах своей лавки, гласила: «Заведенье висящего чайника», рядом он повесил вдоль большую вывеску, где написал: «Лекарь Ли врачует разные детские болезни». В лавке у Ли Цина был всякий инструмент, словом, все, что необходимо для врачевания, и это ей придало солидный вид. Как говорится в подобных случаях: изваянию Будды придан облик живого Будды.
И надо было тому случиться, что в городе Цинчжоу в тот год начала распространяться странная болезнь под названием «младенческая хворь». Болезнь заразная, не было от нее пощады ни бедным, ни богатым. Всех подряд косила. Детских врачевателей в Цинчжоу было мало, и к детям звали лекарей Большого Колена{28}, тех, что врачуют взрослых. Младенческая хворь всех хворей была страшнее, и, если лекарь, пусть даже самый знаменитый, давал свое лекарство, у больного глаза выкатывались из орбит, и он мгновенно дух испускал. Ли Цин же чудеса творил. Он даже не ходил к больным, не щупал у них пульса{29}. Ему лишь надо было знать течение болезни, а также, как выглядит больной. Тогда он брал лекарство и щепотку давал больному. Неважно, было то лекарство очень дорогое или не очень, сильнодействующее или слабое, щепотка его стоила ровно сто монет. Случалось, что те, кто приходил, просили две щепотки, тогда Ли Цин им отвечал:
— Для исцеления вполне достаточно одной!
Бывало, что Ли Цин брал снадобье обратно, а деньги возвращал. Верить старику или не верить — никто не знал, но хворь была смертельной, и люди покупали щепотку зелья; а вдруг поможет? Вам, конечно, интересно знать, как действовало чудотворное зелье. А вот как. Стоило лишь поднести его к губам ребенка, и болезнь наполовину исчезала, а если проглотить — болезни и вовсе следа не оставалось. Случалось так, что приносили снадобье домой, а ребенок уже переставал дышать. Тогда следовало взять целебный порошок, прожарить хорошенько, чтоб дым пошел, и вдунуть этот дым ребенку в нос, после чего ребенок сразу оживал. Прозвали с той поры Ли Цина Ли Щепотка, и прозвище пошло гулять по городу. Не сосчитать, скольких детей он излечил и сколько заработал денег. Но, как и прежде, жил один и деньги тратил скупо. Правда, некоторые свои привычки он изменил после того, как посетил бессмертных. Заплатив за дом и за лекарства, Ли Цин свои оставшиеся деньги, довольно большую сумму, не прятал, как это было прежде с подарками, преподнесенными ему ко дню рожденья, а находил им примененье, чтоб не лежали попусту. Копить не стал. Он исправно платил Цзиню Старшему, тратил на себя совсем немного, остальные деньги, не скупясь, отдавал тем, кто в них нуждался. Словом, поступал, как говорится, щедро и великодушно, сверх меры проявляя доброту.
Чем дальше, тем больше распространялась слава о старом лекаре. Теперь он был известен не только в Цинчжоу, но также в Ци и Лу{30}. Другие лекари, прослышав о чудесах, которые Ли способен был творить, обивали пороги его дома в надежде, что он раскроет им свой секрет. Они готовы были даже назваться его учениками. Многие дивились, что Ли не прибегает к медицинским книгам, к больным не ходит, чтобы проверить у них пульс. Все, что он делает, — это дает больному щепоть неведомого зелья, самого обыкновенного на вкус, и получает за это деньги. Некоторые утверждали, что разные болезни он лечит разными лекарствами, другие уверяли, что, мол, ничего подобного, что все болезни он лечит одним и тем же снадобьем. Все, однако, сходились на одном, что любую хворь снадобье Ли Цина снимает как рукой. В чем тут дело, никто не понимал. Улучив момент, лекари очень осторожно выспрашивали старика, пытались выведать его секрет, на что Ли Цин им неизменно отвечал: