Прошлое видится писателю как бы сквозь туман времен. Корни его рода теряются где-то в конце XVIII — начале XIX века. «Патриархи династии» в поте лица своего трудились на богатого сеньора: «Что же до революций, потрясавших Париж, они с тем же успехом могли происходить и на Луне…» Предки «ковырялись в земле, рубили лес, пекли хлеб, шили одежду», но вряд ли точили ножи на богатых и знатных… Их жизнь «была окрашена в серые тона нужды и покорности судьбе».
Да и жизнь следующих поколений, уже в наши дни, не была особенно яркой. Нет среди них героев, все они люди обычные — ремесленники, рабочие, учителя. Однако события их личной жизни тесно переплетены с событиями, происходившими в стране, с историей своего класса — анархо-синдикалистским движением конца XIX века, Народным фронтом, первой и второй мировыми войнами. Поэтому и судьбы их воспринимаются как живое свидетельство подлинной истории французского народа. Каждый из них своим путем пришел к мысли о необходимости исторических перемен в пользу рабочего класса. «На заводе, — рассказывает Жубер, — дед впервые слышит разговоры о социализме, он прислушивается, вначале с опаской и недоверием. Но мало-помалу его недоверие тает. Справедливость — вещь хорошая, даже если понимаешь, что это не завтра сбудется. Надо голосовать? Что ж, он голосует за левых». Да и к анархизму деда привело яростное желание преобразить мир, бросить вызов закоснелому укладу жизни. Анархисты, думал он, уничтожат и армию, и полицию, и государство, и тогда начнется «всеобщая любовь».
В первые годы XX столетия во Франции, как и в других европейских странах, замечается подъем рабочего движения, принимавшего все более массовый характер. Его возглавили социалисты, сторонники Жана Жореса и Жюля Геда, признанных вождей пролетариата. Но, когда социалистическая партия в определенный момент парламентской борьбы отказалась от руководства профсоюзами, умами ее рядовых членов завладели анархо-синдикалисты. Их движение можно рассматривать как своеобразную реакцию на тактику реформизма, избранную социалистами.
Другая причина оживления этого движения коренилась в особенностях экономического развития Франции в конце XIX — начале XX века. В тот период в стране сохранялось мелкое производство, а следовательно, большое количество ремесленников. Именно они оказались более всего восприимчивы к анархо-синдикализму. В. И. Ленин, критикуя это движение, в частности, писал: «…анархисты во всех странах, указывая на ошибки с.-д. парламентариев, зовут бросить „нерасчетливую возню с буржуазным парламентаризмом“ и сосредоточить „все эти силы“ на „прямом действии“ организации. Но это ведет к дезорганизации и подмене широкой и всесторонней работы выкрикиванием „лозунгов“, бессильных в своей оторванности»[1].
Ни дед рассказчика, ни дядя Жорж — на мемуары которого опирается автор, описывая этот период, — не были ни среди теоретиков этого движения, ни среди его руководителей. Все они из простого народа, многим даже не довелось учиться в школе, многие не умели читать, социалисты, анархисты — для них это все равно. О Кропоткине, Бакунине, Эрве им рассказывали на сходках, и они не всегда даже понимали, о чем шла речь. Но, как пишет Жубер, они «твердо знали, за что борются: за право есть досыта, за право свободно дышать. Перед ними стояла цель, ясная и светлая, как вода в горном ручье». Страстный пацифист, горячий проповедник пролетарской солидарности, дядя Жорж ненавидел армию, ненавидел войну. Он был убежден, что французский рабочий, став солдатом, не должен стрелять в немецкого солдата, вчерашнего рабочего. Во время первой мировой войны, на фронте, он увлекся русскими писателями — Достоевским, Чеховым, Толстым, и восприятие им этой войны похоже на восприятие Пьера Безухова в романе «Война и мир». В письме жене он пишет: «Здесь все так грязно и так ничтожно. Ах, когда же я увижу вас снова? Какое счастье, что у меня есть твои книги… С ними, моими лучшими друзьями, да с мыслью о вас я все способен выдержать».
Еще вернее оценил первую мировую войну, как грязную империалистическую бойню, другой брат матери, Андре, позднее умерший от туберкулеза. В письме, адресованном своему брату Жоржу, Андре пишет: «Сможет ли эта трагедия, что длится уже целых три года, расшевелить умы и обратить их к нашим идеям? Сможет ли народ Франции разобраться в деле Мальви, которое является процессом над всем рабочим классом? Вчера в газетах напечатан протест ВКТ… Что станет со всеми нами под гнетом реакции, которая набирает силу с каждым днем?»