Начальник полиции зашел в кабинет коменданта.
Штурмбанфюрер СС Анкель Фишер развалился в старом кожаном кресле за столом, сверху обшитым зеленой материей.
— Разрешите, господин комендант?
— Входи, Калач, — по-русски разрешил Фишер.
Впрочем, Калач за два года научился понимать немецкий и кое-как говорить на нем. Он заранее готовился к приходу гитлеровцев.
Начальник полиции встал у стола.
Штурмбанфюрер посмотрел на него.
— Не узнаю тебя, Мирон. Тебе отдельное приглашение присесть требуется?
— Нет, господин Фишер, извините. — Калач сел на стул через стол от коменданта. — Я по еврею Годману.
Штурмбанфюрер оживился.
— Слушаю.
— Нашелся дантист в деревне Лоза. Это по дороге…
Комендант перебил его:
— Я знаю, где находится эта деревня, тем более что там тоже будет проводиться операция, речь о которой еще впереди. Говори о дантисте.
Калач в общих чертах знал, что немцы собираются провести в районе какую-то акцию. Впрочем, это не касалось Годмана. По тому персонажу как раз все было понятно.
— Да, конечно. Я недавно встречался со старшим полицейским из Лозы, он сообщил, где скрывается семья Годмана. Ее привез из поселка некий Кузьма Тимофеев, бывший управляющий отделением колхоза «Заветы Ильича», и укрыл на своем подворье. Примечательно, что Фома Болотов, местный житель, вернувшийся из мест лишения свободы, видел, как евреи заезжали на подворье Тимофеева.
Штурмбанфюрер прикурил сигарету и заявил:
— Ближе к делу, Мирон.
— Так вот, этот Фома видел три баула с вещами, а у дантиста был при себе саквояж.
— Как смог этот Тимофеев вывезти из поселка интересующую нас личность да еще вместе с семьей?
— Не знаю. Наверное, он спрятал евреев каким-нибудь хламом в телеге.
— Мужчину, женщину, подростка и двух девок, уже далеко не грудных?
— В этом нет ничего удивительного. Местные умудрялись и по две еврейских семьи вывозить в деревни.
— Ладно. Надеюсь, ты обыскал квартиру Годмана?
— Не вижу в этом необходимости, господин штурмбанфюрер. Евреи уезжали, совсем не имея намерений возвращаться. Значит, все ценное у них с собой.
— Это непорядок, Мирон. Приказываю ночью обыскать квартиру, а также места проживания тех людей, которые когда-либо тесно общались с Годманом.
— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер! Но смею заметить, что таких лиц в городе нет. Мне хорошо известно, что семья Годмана вела крайне замкнутый образ жизни. Ни у Иосифа, ни у его жены Сары не было ни друзей, ни подруг. Жили по принципу «мой дом — моя крепость» и все свое добро всегда держали при себе.
— Но квартиру этого паршивого еврея обязательно обыщи.
— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер!
— Займись этим лично, не привлекая подчиненных и вообще ненужного внимания. Скорее всего, ты действительно ничего там не найдешь, но обыск провести надо. Евреи — очень хитрый народ. Они могли оставить в тайнике что-то ценное, договориться с кем-нибудь, чтобы этот человек потом привез добро в то место, где осядет семья. К сожалению, слишком много русских, белорусов, украинцев помогают этим отбросам рода человеческого.
— Я все понял, господин штурмбанфюрер.
— Займись этим немедленно! В восемнадцать часов доложишь о результатах обыска и примешь участие в совещании. Тогда и узнаешь подробности предстоящей операции. — Фишер усмехнулся и добавил: — Уверен, тебе это понравится.
— Да, господин штурмбанфюрер.
— Не смею задерживать.
Начальник полиции вышел из кабинета, зыркнул черными глазами на секретаршу:
— Смотри у меня тут, шлюха! — прорычал он и покинул комендатуру.
У входа Калач встретился с гауптштурмфюрером Бонке, командиром роты СС, переброшенной сюда из Минска. Цель этой переброски никому, кроме, естественно, коменданта поселка, известна не была. Вроде и незачем держать в Гороше шестьдесят девять эсэсовцев, шесть мотоциклов с коляской, вооруженных пулеметами «МГ‐34», и семь бронетранспортеров с аналогичным оружием. Но рота СС в райцентре стояла. Это была данность, обсуждать которую не имело смысла.
— Добрый день, господин гауптштурмфюрер! — поприветствовал командира роты начальник полиции.
— Добрый, господин Калач. Вы от коменданта?
— Да. Надо было решить пару вопросов.
— Это ваше дело. Кто у него еще?
— Никого. Только секретарша.
— Очаровательная фрау Хелен?
— Вы считаете ее очаровательной? — с усмешкой осведомился Калач.
— А вы нет? Тогда у вас плохой вкус. Но не будем терять время. Всего хорошего, герр Калач.