Женщина почти насильно уводила поручика, что-то шептала ему. Ленька плюнул:
— Добренький! Погоди, раскопают тебе… могилу.
И Ленька, сжав кулак, погрозил вслед уходящим.
— Беситесь, гады! Чуете конец.
— Это ты кому? — перед Ленькой вырос Санька.
— Смотри, обернется и хлопнет: сейчас жизнь дешевле копейки. Живут одним днем: надышался и рад…
— Э, пусть! — отмахнулся Ленька, — вот болтаться без дела надоело. Видел намедни своего дядю-хозяина, так тот даже и не узнал меня. Вообще-то узнал, конечно, да верно побоялся, что просить работы буду… Вот ведь как!
— Все они такие, — махнул рукой Санька, — ничего, наши уже близко. Вчера Гриша Моисеев ходил с дядькой на станцию. Помогал выгружать оружие: привезли под углем на паровозе. И достоверно слышал: кобозевские отряды под Каргалой. К ним на подмогу прибыли матросы! Теперь дутовцам зададут жару!
— А мы сидим здесь, — вздохнул Ленька. — Вчера видел Василия Исаевича, просил настоящего дела. Ну хоть винтовки таскать к нам. Да он запретил: Наташа с детьми одна, ее подводить нельзя… Сидишь и ничегошеньки не знаешь.
— Зато я знаю, скоро все наши выступят. Как Кобозев подойдет ближе, мы ударим в тыл, — Санька зашептал, озираясь по сторонам, — вот тогда от нас не отмахнуться. Хоть связными, да возьмут!
— А знаешь? — в свою очередь зашептал Ленька, — я слышал, что среди красных дерутся даже венгерцы. Здоровые такие ребята и отчаянные — ужас! Все за наших, все…
— Закурим? — вытащил кисет Санька. — Ты чего? Не хочешь?
— Накурился уж, — Ленька отвел глаза, — и вообще, как выгоним дутовцев, так все, конец, брошу: охота дымом дышать!
— Охота? — Санька шутливо подергал себя за кончик носа, прикрыл веки, — знаем откуда все это идет. Сказать? Ну ладно, молчу. Видел вас… Смотри — осторожнее!
— Чего бояться, — как мог солиднее произнес Ленька, — в своем городе кого нам бояться? Ха!
— А вон кто-то голубей гоняет, — протянул руку в синее, будто эмалированное от морозца небо Санька, — вот ведь кому чего, а голодному — щи.
— Сизари ничего, — пригляделся Ленька. И обрадовался. Жизнь все-таки, несмотря ни на что, свое берет.
Где-то хлопнул выстрел, но голуби продолжали кружиться. Только сбились плотнее…
XXV
После крещенских морозов городские улицы потускнели, снег потерял холодный искристый цвет и в сером густом воздухе веяло неясной тревогой. В душе у Леньки все острее просыпалось беспокойство, росло желание подогнать тягучую вереницу дней, быстрее увидеть и почувствовать волнующее приближение весны. И он ничего не мог поделать с собой, не мог долго высидеть дома и бродил по улицам, вышагивая порой до десятка верст, появлялся у Бурчаков усталый и неразговорчивый.
— И где это тебя носит? — укоряла его Наташа, — нарвешься на казаков и все, поминай, как звали… Им развлечение, а мне каково? Как я перед отцом твоим отвечать буду?
Ленька молча сидел за столом, жевал остывшую картошку, нехотя ковырял вилкой, сосредоточенно рассматривая застывшие на краях тарелки капельки сала.
— За целый день поесть не можешь хорошенько, — ворчала Наташа, — мои-то наелись и спят, только свистят носишками, а тут хороший мужичок уже и аппетита лишился… Может, приболел? Чего молчишь?
— Да так, ничего, — пожимал плечами Ленька, — спать охота просто.
Он лез на печку, накрывался теплым одеялом, но долго не спал. От Саньки он узнал вчера интересную новость: Барановский, оказывается, когда узнал о побеге, то при всех, прямо на заседании своего «комитета спасения» заявил: «Последние деньки доживаем — большевики сбежали». Санька все знал. А вот ему, Леньке, даже запретили появляться у Красинских… И к Левашову он мог приходить лишь когда разрешит Наташа. Чем он, Ленька, провинился? А обещали: дел и здесь много, оставайся в городе, помогать будешь…
— Спишь, жених? — спросила Наташа и задула лампу.
…Утром Ленька открыл глаза и зажмурился: из окна било солнце. И от его холодного света Леньке сделалось грустно; он до боли ощутил свое одиночество. Да, все было горько и непонятно: друзья разлетелись, Санька все больше отходит от него, занят, а при встречах рассказывает каждый раз все короче и небрежнее, отец появился и уехал, как в воду канул…
В это утро Ленька пошел к Красинским. Он твердо решил повидать Еву сегодня. От принятого решения сердце отмякло и Ленька шел по улице, с удовольствием вдыхая повлажневший воздух, любуясь пушистыми от инея деревьями. Казалось, умирающая зима собрала все силы и принарядилась, будто хотела сказать всем: запомните, меня такую вот, красивую и ласковую. Но люди в эту зиму не замечали многого, они жили другими заботами…