Она все еще была связана, а он оставался хозяином положения. И все же Александра увидела, что впервые сумела задеть его. Пусть на долю секунды, но он почувствовал мороз по коже.
А потом он отвесил ей такую пощечину, что голова Александры беспомощно откинулась на подушку.
— Не нарывайся, Алиша! Будет жаль потерять тебя раньше срока. Уж не знаю, что ты там себе нафантазировала, но истинная тайна состоит в другом. Ты не первая женщина, которая корчит из себя гордую воительницу. И последней ты тоже вряд ли будешь. Я уже объезжал таких диких лошадок! Вот что я тебе скажу… Вы ломаетесь дольше, чем простые дырки, быстро признающие свое предназначение. Но уж если вы ломаетесь, вы разлетаетесь в клочья. И я тебе это устрою!
Не дожидаясь ее ответа, он натянул штаны, перекинул через локоть рубашку и вышел. Александре все равно нечего было сказать ему. Она чувствовала себя маленькой, раздавленной, израненной изнутри — как будто он что-то безнадежно сломал, и оно никогда уже не срастется.
Но даже так, даже в момент унижения, когда будущее давило на нее стотонным прессом, она не забывала, что она — никакая не Алиша. Она Александра Эйлер — и она обязана вернуться домой…
— У тебя все в порядке? — голос Яна ворвался в черный мир ее иллюзий, освобождая Александру из плена, в который она невольно себя загнала. — Ты стала такой тихой…
Они все еще гуляли по вечернему городу, залитому золотым светом. Прекрасному холодному городу, так не похожему на душную комнату из ее кошмара! Рядом с ней шел человек, который, сам того не зная, спасал ее от безумия там, где другие ломались, как хрусталь. Впереди, метрах в пяти от них, бежал пес, рядом с которым она не боялась даже смерти.
Она была дома, на своем месте, но уже совсем другой.
— Так ты в порядке? — повторил Ян, внимательно присматриваясь к ней.
Ей хотелось сказать «да», а лучше ничего не говорить, просто кивнуть. Обмануть его. Ян поймет, что это ложь, но ложь во спасение. Он не будет настаивать, потому что посчитает, что у него нет на это права. Между ними снова воцарится молчание — такое удобное обезболивающее для уродливого прошлого.
Но обезболивающее — это не лекарство. Оно не будет спасать вечно.
— Я давно уже не в порядке.
— Я знаю, — кивнул Ян. — И я многое бы отдал, чтобы помочь тебе, но я не представляю, как.
— Это несложно, на самом-то деле.
Гайя, почувствовав перемену в ее настроении, отвлекся от кустов сирени и подошел к хозяйке… Нет, к хозяевам. Его присутствие придало Александре нужную уверенность, напомнило, что кому-то в этой жизни она должна доверять — и сейчас рядом с ней, пожалуй, два единственных в мире живых существа, которые заслуживают ее доверия.
— Просто слушай меня, — тихо попросила она. — Слушай и не задавай вопросов. Запоминай, но не обсуждай это потом со мной, потому что это больно. Я расскажу тебе ровно столько, сколько смогу…
— Хорошо. Ты знаешь, почему мне важно знать.
— Знаю… Я хочу рассказать тебе о человеке по имени Хуан Сарагоса.
Глава 3
Каждый человек по-своему справляется с худшими воспоминаниями. Кто-то строит в памяти настоящую цитадель и запирает их подальше, чтобы изредка навещать — когда возникнет необходимость. Кто-то просто отворачивается от них, хотя они постоянно кружат рядом, путаются под ногами, как стая голодных крыс, и могут в любой момент наброситься. А кто-то обладает замечательной возможностью по-настоящему забывать. Это не игра и не притворство, такие люди действительно ничего не помнят, их память, как лучший из реставраторов, перекрашивает картины, сохранившиеся в мозгу, в совсем иные цвета. И начинается удивленная песня: «Кто украл, я? Я изнасиловал, я приставал? Да никогда такого не было!»
В прошлом Ян уделял не слишком много времени борьбе с плохими воспоминаниями. Он не стремился убежать от них, считая вполне заслуженным наказанием. Поэтому его личный склад памяти напоминал не столько цитадель, сколько полки, задернутые тканевыми шторами. Никакой надежной защиты, никаких замков. Вырвутся? Да пусть вырываются, хуже уже не будет!
Возвращение Александры изменило правила игры. Теперь он должен быть сильным рядом с ней, а это невозможно, если ему не дает покоя собственная память. В то же время, воспоминания нужны — именно с их карающей болью. Ян не стал бы ничего забывать, даже если бы у него была такая возможность. Поэтому хранилищем его темной памяти была бездонная яма, закрытая железной решеткой. В яме жили чудовища, тянувшиеся к потерянной свободе. Иногда Ян приходил к ним и выпускал — но только для того, чтобы снова убить и швырнуть в яму.