"Я знаю их грузовики. Мы все знаем, какие грузовики принадлежат какой компании".
Я спросил Хани, как ему удалось заполучить склад для себя, ведь они должны были принадлежать и управляться гражданами Конго.
"Я заплатил тысячу долларов за разрешение".
"Это все, что вам нужно было сделать?"
"Да".
Хани сказал, что обычно покупает от трех до четырехсот килограммов медно-кобальтовой руды в день и продает ее в два-три раза дороже закупочной цены, в зависимости от сорта и времени года. Единственными операционными расходами Хани были ежемесячная плата в несколько сотен долларов кому-то из провинциального правительства - он не захотел уточнять, кому именно, - и зарплата в пятьдесят долларов в день каждому из двух охранников на складе, а также транспортные расходы. По словам Хани, в сезон дождей его прибыль составляла около 3000 долларов в месяц, а в сухой сезон - 5000 долларов в месяц.
Я спросил Хани, наводил ли он когда-нибудь справки об источнике кобальтовой руды, которую он покупал.
"Что вы имеете в виду?" - спросил он.
"Я имею в виду, пытаетесь ли вы определить, была ли руда добыта с помощью детского труда, как это делает Арран, или с помощью какого-то другого вида насилия?"
Он рассмеялся и зажег сигарету в свече за нашим обеденным столом.
"Здесь не задают таких вопросов, - сказал он.
"Почему бы и нет?"
"Не осталось бы кобальта, который можно было бы купить".
Стоя на краю Канины, вы видите холмы открытого рудника COMMUS. Китайская компания Zijin Mining владеет 72 процентами акций рудника в рамках совместного предприятия с Gécamines. Zijin купила долю Huayou Cobalt в руднике в 2014 году за 77,9 миллиона долларов. Обе компании остаются стратегическими партнерами, и COMMUS отгружает большую часть своего кобальта в Huayou для переработки, что составило около 1400 тонн в 2021 году. 6 Главные ворота COMMUS охраняются охранниками, которые не позволили мне войти, несмотря на неоднократные попытки. К счастью, многое из того, что я хотел узнать о COMMUS, происходило прямо за пределами концессии.
Как и в Капате, дома в Канине в основном из красного кирпича с крышами из листового металла. Здесь также есть несколько квазифункциональных школ, которые дети посещают время от времени в зависимости от их способности платить за обучение. Электричество подается с перебоями, а канализационная система в районе отсутствует. Я разговаривал со многими жителями Канины, и все они жаловались на постоянное и неприятное загрязнение окружающей среды со стороны концессии COMMUS.
"На шахте происходят взрывы", - жалуется один из жителей. "На наши дома падает грязь. Все вокруг грязное. Наши дома трясутся по ночам, и мы не можем спать".
"Облака желтого газа проплывают над нашими домами и попадают в еду и воду", - говорит другой житель.
У COMMUS есть собственное перерабатывающее предприятие, как и у China Molybdenum в Тенке-Фунгуруме. Как и жители Тенке, жители Канины часто обнаруживают, что их самих, их еду, их животных, их вещи и их детей покрывает пыль горчичного цвета.
"КОММУС" должен ограничивать свою деятельность шахтой... Мы протестуем, но правительство не слушает. КОММУС не слушает. Никто не может их остановить", - говорит третий житель.
Загрязнение окружающей среды было не единственной проблемой, которую создавала шахта COMMUS. Здесь также использовался значительный детский труд. Сотни детей из Канины каждый день работали за пределами концессии, собирая камни. Их называли триерами - людьми, которые вручную сортируют камни. Зачем детям собирать камни вручную возле гигантской медно-кобальтовой концессии, принадлежащей Китаю? Лучший способ понять ситуацию - изучить разницу между промышленной и кустарной добычей.
Промышленная добыча - это как хирургическая операция с помощью лопаты, а старательская - с помощью скальпеля. При промышленной добыче тонны грязи, камня и руды собираются без разбора с помощью крупной техники, дробятся до состояния гальки и перерабатываются для извлечения полезных ископаемых, представляющих ценность. По своей сути это тупой, низкодоходный и крупносерийный бизнес. С другой стороны, старатели могут использовать более точные инструменты, чтобы выкопать или пробить туннель в поисках залежей высококачественной руды, извлечь только руду и оставить позади бесполезную грязь и камни. Или, подобно детям, разбирающим завалы возле COMMUS, они могут просто вручную отбирать ценные камни, а остальное выбрасывать. Кустарные методы добычи могут дать в десять или пятнадцать раз больше кобальта на тонну, чем промышленная добыча. Это основная причина, по которой многие промышленные медно-кобальтовые рудники в ДРК неофициально разрешают кустарную добычу на своих концессиях, а также почему они склонны дополнять промышленное производство, закупая кустарную руду высокого качества на складах. Компания COMMUS, похоже, придумала третий вариант - сбрасывать тонны беспорядочного камня и грязи за пределами своей концессии и позволять детям вручную отбирать ценную руду.