В камеру смертников вместе с темнотой вползала мучительная тишина. Обреченные с замиранием сердца прислушивались к звукам, доносившимся из коридора, — не идет ли охрана за кем-либо из них? За кем на этот раз? Некоторые не выдерживали той нервной нагрузки, сходили с ума… Как же велика была воля к жизни у Котовского, если и в этих условиях он не терял надежду на освобождение! По вечерам, на удивление остальных смертников и охраны, он подолгу делает физические упражнения. Гимнастика не дает расслабиться не только телу, а и духу. Только не сдаваться! Сколько еще дней и ночей осталось у него? А может, есть возможность как-то оттянуть время казни? Как?
Котовский вспоминает слова адвоката: «просьба о помиловании». Помиловать его, конечно, не помилуют, но он должен выиграть хоть небольшое время! И он просит у охраны чистый лист бумаги…
Что же придумал изобретательный ум Григория Котовского?
Н. В. Брусилова, жена главнокомандующего Юго-Западным фронтом А. А. Брусилова, жившая в те дни в Одессе, вспоминала: «Однажды в полночь, когда я сидела эа столом, вошел слуга и подал мне письмо со словами: «Его принес мальчуган из тюрьмы…» Письмо это было от Котовского. Письмо длинное, подробное и очень хорошо написанное. На рассвете он должен был быть повешен… На размышления времени больше не оставалось, нужно было действовать. Я осенила себя крестом и заставила себя позвонить генерал-губернатору Эбелову, губернатору города Сосновскому, прокурору Одессы. Я просила их отложить казнь Котовского, чтобы иметь время написать моему мужу. Они ответили нелюбезным тоном: «Что вы будете беспокоить Алексея Алексеевича, когда завтра утром этот Котовский будет вздернут на веревке и мы избавимся от него…» Мне удалось добиться, что казнь Котовского будет отложена на несколько дней. Я облегченно вздохнула и села писать своему мужу… На второй день к вечеру узнала, что Алексей Алексеевич говорил по прямому проводу со штабом Одессы и что осуждение Котовского на смерть было заменено каторгой»[12].
Котовский узнал об этом только в середине ноября 1916 года…
Приближался исторический семнадцатый год. На бескрайних перерытых окопами полях гибли под пулями солдаты русской армии. Правда, это были уже другие солдаты, вовсе не похожие на тех, что полегли в первых сражениях империалистической бойни. Эти солдаты не хотели глупой, бессмысленной смерти за чужие интересы. Под влиянием агитаторов-большевиков они все яснее начинали осознавать, что корень всех несчастий России — самодержавный строй. Страна жила в предчувствии революционных потрясений. Одна за другой прокатывались по стране забастовки и волны крестьянских бунтов.
Котовский встретил семнадцатый год все в той же Одесской тюрьме, в камере «вечников» — приговоренных к бессрочной каторге. Здесь его и застала Февральская революция.
В числе амнистированных политических заключенных он не значился — министры Временного правительства продолжали числить его уголовным преступником.
Старая администрация Одесской тюрьмы была уволена, новая часто терялась в необычной обстановке. С арестантов были сняты кандалы, двери камер на день оставались открытыми, представители заключенных стали контролировать работу тюремной столовой и даже помогали охранять тюрьму. Котовский получил право уходить из тюрьмы с обязательным возвращением в нее на ночь.
Он внимательно приглядывался к политической жизни города и вскоре стал принимать в ней активное участие. Ходил на митинги, вслушивался в дискуссии… Все чаще симпатии Котовского — на стороне вышедших из подполья большевиков. Однажды по их поручению (большевики в те дни руководили в Одессе, в частности, рабочей милицией) Григорий Иванович собрал в кофейне «Саратов» находившихся на свободе уголовников. Под его влиянием они заявили о том, что порывают со своим прошлым и готовы содействовать поддержанию и сохранению порядка и безопасности в возрожденной Одессе. Котовский, как видим, отлично справился с трудным и важным поручением. Одесса в те дни кишела уголовниками. Один только Мишка Япончик верховодил «малиной», насчитывавшей несколько тысяч воров. Обуздать эту черную силу было делом чести для первых органов исполкома Одесского Совета.
Популярность Котовского уже к тому времени была велика. Об этом свидетельствует занятный эпизод, о котором вспоминает Л. О. Утесов. «Однажды в каком-то кафе был устроен необычный аукцион, — пишет Леонид Осипович, — самые разнообразные вещи продавались в пользу раненных в империалистической войне солдат. Я, тогда совсем еще молодой актер, вскакивал на стол и выкрикивал название вещи. И вдруг собравшиеся в зале ахнули: я предложил им купить кандалы… Котовского. Тогда они были проданы по баснословной цене…» А через несколько дней во время антракта в Городском театре (ныне Одесский оперный театр) был организован аукцион, на котором продавались ножные кандалы Григория Ивановича. Свыше трех тысяч рублей, вырученных от этой продажи, пошли на благотворительные цели…