А перед тем как вручить Раскольникову мандат, Ленин предупредил его, требовательно и настойчиво смотря прямо в глаза:
— Вам придётся нелегко, фронт — в безобразном состоянии. До сих пор никакой организованности. С партизанской расхлябанностью надо кончать решительно и беспощадно. Действуйте, не останавливаясь перед расстрелом предателей и дезертиров. Либо мы одолеем расхлябанность, либо она поглотит нас. Полномочия у вас самые широкие, как представителя ЦК. На ближайшем заседании Совнаркома введём вас в реввоенсовет фронта… Нужно остановить чехословаков, — подбежав к карте, перекрыл ребром ладони район Среднего Поволжья и Урала. — Не дать им соединиться с контрреволюционным донским казачеством. Как можно скорее закончить переформирование войск фронта и крепко ударить. Освободить Поволжье и Урал. Без хлеба и сырья этих районов нам не выжить. Телеграфируйте ежедневно…
Уезжал Раскольников на Волгу не один, а вместе со своей красивой женой (или пока ещё — только будущей?..) Ларисой Рейснер, которой предстояло заведовать агитпропом при реввоенсовете фронта. По слухам, они жили вместе уже с ноября прошлого года, но поженятся не раньше лета 1918-го.
Ехала она на фронт ещё и в качестве корреспондента газеты «Известия», обещав его редактору регулярно писать о ходе боевых действий. Кроме того, она была сотрудницей газеты Максима Горького «Новая жизнь», а также печаталась в журнале «Военмор», где не скрывала в своих очерках правды о Гражданской войне: о жестоких убийствах священников и о том, как расстреливали по приказу Троцкого провинившихся солдат «как собак резанных».
До связи с Раскольниковым она, по слухам, была спутницей-любовницей поэта Николая Гумилёва, потом — спутницей-секретарём наркома просвещения и друга Владимира Ильича
Ленина — Луначарского, подругой анархиста Якова Блюмкина и писателя Сергея Колбасьева, а после них — секретарём и любовницей Льва Троцкого, поражающей всех одновременно как своей красотой, так и воинственностью.
В письме к родителям она пишет: «Троцкий вызвал меня к себе, я ему рассказала много интересного. Мы с ним теперь большие друзья, я назначена приказом по армии комиссаром разведывательного отдела при штабе (прошу не смешивать с шпионской контрразведкой), набрала и вооружила для смелых поручений тридцать мадьяр, достала им лошадей, оружие и от времени до времени хожу с ними на разведки. Говорю с ними по-немецки».
В этой роли Ларису описала другая пассионария — Елизавета Драбкина:
«Впереди на вороном коне скакала женщина в солдатской гимнастёрке и широкой клетчатой юбке, синей с голубым. Ловко держась в седле, она смело неслась по вспаханному полю. Это была Лариса Рейснер, начальник армейской разведки. Прелестное лицо всадницы горело от ветра. У неё были светлые глаза, от висков сбегали схваченные на затылке каштановые косы, высокий чистый лоб пересекала суровая морщинка. Ларису Рейснер сопровождали бойцы приданной разведке роты Интернационального батальона».
Писатель Лев Никулин встречался с Ларисой летом 1918 года в Москве в гостинице «Красный флот», служившей чем-то вроде общежития красного «Комиссариата по морским делам». В вестибюле стоял пулемёт «максим», на лестницах находились вооружённые матросы, в комнате Ларисы — полевой телефон, телеграфный аппарат прямого провода, а на столе — браунинг…
Вот и на идущей сквозь жестокие бои по Поволжью яхте «Межень», превращённой Раскольниковым в его плавучий штаб-квартиру, вызывающе спокойно вела себя 23-летняя красивая женщина в чёрной кожанке и с браунингом в изящной руке. Ею, как сказано выше, была жена «командора», его адъютант и флаг-офицер Лариса Рейснер. С одной стороны, она не жалела себя, наравне с матросами терпела лишения, грязь, кормила вшей в окопах, превозмогла долго мучившую её тропическую лихорадку. Но с другой стороны, она при случае не отказывалась ни от каких «мелких радостей жизни», с удовольствием прогуливалась по Волге на царской яхте «Межень», наряжаясь в трофейные «дореволюционные» платья и «шляпы с траурными перьями».