Утром местные жители выловили несколько обезображенных тел. Этих несчастных потом похоронили монахи на монастырском кладбище Успенского монастыря.
«Жёсткие методы тов. Троцкого для этой эпохи партизанщины и недисциплинированности были наиболее всего целесообразны и необходимы. Уговором ничего нельзя было сделать, да и времени для этого не было. В течение тех 25 дней, которые тов. Троцкий провёл в Свияжске, была проделана огромная работа, которая превратила расстроенные и разложившиеся части 5-й армии в боеспособные и подготовила их к взятию Казани», — рассказывал позднее старый большевик Гусев.
Активное участие в осуществлении методов Льва Троцкого принимал также и Фёдор Раскольников. Из его приказа от 26 августа: «Всякого рода халатность, неисполнительность, медлительность выполнения данного поручения, не говоря уже о прямом неповиновении, будут мною жестоко преследоваться. Социалистическая Революция не расправится со своими врагами раньше, чем те, кто стоят под её знаменами, не проникнутся сознанием твёрдой, объединяющей всех судовой товарищеской дисциплины. В нашу среду просачивались шкурнические, трусливые элементы, отбросы нашей флотской семьи. История никогда не простит Красному флоту, что главные силы лево-эсеровского мятежа состояли из отряда Попова, сформированного из балтийских и черноморских моряков. Пусть же волжские военные моряки воскресят былую славу матросов, как рыцари без страха и упрёка».
Анализируя положение дел на Волге, Фёдор отчётливо видел, что своим быстрым продвижением вверх по реке противник в значительной мере обязан помощи созданной белогвардейцами флотилии, которую возглавил бывший царский адмирал Старк. Наспех вооружённые речные суда красных не могли сдержать её натиска, отходили с боями, обнажая фланги сражающихся частей Красной Армии. «Сейчас для нас самое важное — создание сильной флотилии», — докладывал он Ленину.
Фёдор принимал все эти поручения без оглядки, и в одной из своих автобиографий он о своей деятельности так писал: «Я затрудняюсь точно классифицировать характер моей работы. Туда, где острее всего ощущалась какая-либо неувязка, где образовывалась зияющая прореха, туда сейчас же с молниеносной быстротой бросались большевики…»
27 июля Фёдора Раскольникова назначили командующим всей охраной и обороной водных путей на Волге, и прибыв в Поволжье, он принялся активно организовывать флотилию…
В это необыкновенное клокочущее время в Свияжске, под Казанью, Ларису Рейснер ожёг своими пламенными речами и очаровал Лев Троцкий, а Фёдора Раскольникова сразили её красота и обаяние. Таким образом здесь ненадолго возник магический треугольник: Раскольников — Рейснер — Троцкий. Для Ларисы Троцкий был примерно тем же, чем и Раскольников: воплощением революционной стихии, которую она мечтала подчинить себе. Троцкий — был вторым человеком в государстве, великолепный оратор, человек невероятной харизмы; покорить его как мужчину означало для неё приобщиться к самой революции, к власти…
6 августа, решительно смяв не организованную как следует большевистскую оборону, белочехи всё-таки взяли Казань. Красноармейские отряды охватила паника, и многие из них начали спешно покидать фронт. Катера и до конца не переоборудованные в военные корабли пароходы Раскольникова отошли к Нижнему Новгороду, а он сам в этой завертевшейся кутерьме где-то внезапно потерялся.
Об этих днях Лариса Рейснер с волнением писала своим родителям:
«…Вы, наверное, знаете, что из проклятой Казани мы ушли вполне благополучно. Я с печатями и важными бумагами в 6 часов (со мной были оба Миши), а Федя в 9 часов уже с боем, в последние минуты пробился к шоссе. Через 3 дня мы были в Свияжске (в штабе) — о феде стало известно, что он попался в плен и сидит в Казани. Тогда мы с Мишей взяли лошадей и пробрались в Казань вторично. Поселились у пристава — черносотенца, и всё шло хорошо. Часами (с забинтованной головой) торчала в их штабе и очень скоро выяснила, что Федя спасся.