— Теперь, — сказал кардинал, окончив чтение, — взглянем на шифр.
Как мы упоминали, шифр был приложен к письму, и читатели могут с ним познакомиться:
| Кефал | король |
| Прокрида | королева |
| Юпитер | Месье |
| Юнона | Мария Медичи |
| Олимп | Лувр |
| Оракул | кардинал |
| Венера | г-жа де Комбале |
| Геба | Мария Гонзага |
| Минос | Карл IV, герцог Лотарингский |
| Крит | Лотарингия |
После замены вымышленных имен настоящими получалась следующая депеша, значения которой, как мы сейчас увидим, Россиньоль ничуть не преувеличил:
«Если будет изгнан из , он сможет укрыться в . Герцог предложит ему гостеприимство с большим удовольствием. Но здоровье весьма ненадежно: почему бы в случае его смерти не выдать за ? Ходят слухи, что хочет избавиться от , чтобы выдать за . Пока пусть продолжает ухаживать за , притворяясь, что из-за этой страсти находится в крайнем разладе с . Важно, чтобы , хоть он большой хитрец или, вернее, считает себя таковым, ошибался, думая, что влюблен в ».
Ришелье перечитал депешу еще раз и произнес с торжествующей улыбкой:
— Ну вот, теперь я начинаю ясно видеть, как стоят фигуры на шахматной доске!
Часть вторая
I
ПОЛОЖЕНИЕ ЕВРОПЫ В 1628 ГОДУ
Дойдя до этого места нашего повествования, мы думаем, что было бы неплохо, если б читатель, подобно кардиналу де Ришелье, яснее представлял себе положение на шахматной доске.
Нам спустя двести тридцать семь лет будет легче сказать «fiat lux»[7], чем кардиналу. Окруженный тысячью всевозможных интриг, беспрестанными враждебными происками, разделываясь с одним заговором, чтобы тут же наткнуться на другой, он постоянно обнаруживал некую завесу между собой и теми горизонтами, что ему необходимо было видеть; но он умел заставить блуждающие огоньки личных интересов внезапно осветить картину в целом.
Если бы эта книга была из тех, что кладут между кипсеком и альбомом на столе в гостиной, дабы гости могли полюбоваться гравюрами, или из тех, что, доставив развлечение хозяйке будуара, предназначены заставить смеяться или плакать прислугу, мы опустили бы некоторые детали, кажущиеся скучными легкомысленным или торопливым умам. Но поскольку мы хотим, чтобы созданные нами книги, если не при нашей жизни, то хотя бы после смерти — заняли место в книжных шкафах, то просим у читателей позволения начать эту главу с обзора положения Европы — обзора, необходимого в качестве фронтисписа второй части и ретроспективно не совсем бесполезного для понимания первой.
Начиная с последних лет царствования Генриха IV и первых лет правления Ришелье Франция не только заняла место среди великих наций, но и стала точкой притяжения для всех взглядов; находясь уже впереди других европейских королевств по уровню духовного развития, она была накануне того, чтобы занять такое же место в качестве материальной силы.
Опишем вкратце положение остальной Европы.
Начнем с крупнейшего религиозного центра, влияющего одновременно на Австрию, на Испанию и на Францию: начнем с Рима.
Светский властитель Рима и духовный властитель остального католического мира — маленький мрачный старик шестидесяти лет, родом из Флоренции и скупой, как истый флорентиец. Он прежде всего итальянец, прежде всего государь, но в самую первую очередь дядюшка. Он все время думает о том, как приобрести еще кусочек земельных владений для святого престола и дополнительные богатства для своих племянников; трое из них — Франческо и два Антонио — кардиналы; четвертый, Таддео, — генерал папских войск. Чтобы удовлетворить требования этого непотизма, Рим подвергнут разграблению. «То, чего не смогли сделать варвары, — говорит Марфорио Катон, папский цензор, — сделали Барберини». И в самом деле, Маффео Барберини, в понтификате носящий имя Урбан VIII, присоединил к патримониуму святого Петра герцогство, имя которого он носит. При нем Gesu[8] и Propaganda[9], основанная красавцем-племянником Григория XV монсеньором Лудовико, организуют во имя и под знаменем Игнатия Лойолы: иезуиты — всемирную полицию, миссионеры — завоевание мира. Отсюда хлынули армии проповедников, охваченных нежностью к китайцам. В данный момент, стараясь не очень обнаруживать свое личное участие, он пытается сохранить испанцев в их Миланском герцогстве и помешать австрийцам перейти через Альпы. Он побуждает Францию прийти на помощь Мантуе и заставить снять осаду Казаля, но отказывается пожертвовать для этого хоть одним человеком, хоть одним байокко; в свободное время он исправляет церковные гимны и сочиняет анакреонтические стихи. Уже в 1624 году Ришелье понял, что тот собой представляет, увидел за его фигурой ничтожество Рима, который из-за своей трусливой политики уже потерял большую часть религиозного престижа, а ту небольшую политическую силу, какую он имел, заимствовал то у Австрии, то у Испании.