Белочкина подруга, сидящая справа, пожалуй, была ещё более экзотична. Начать с того, что бокал красного вина она держала хвостом. Многометровая змея кольцами свилась за столом. Раздвоенный язык, огромный капюшон, но больше всего Петра поразили очки, обычные круглые чёрные очки придавали ей какой-то нереальный мистический образ. Художнику хватило фантазии представить чародейку в образе гигантской змеи, облачённой в черно-белые кожаные доспехи, отдалённо напоминающие Петру танковые траки с вычурным узором. В довершение образа одним из своих колец змея сжимала как пушинку здоровенный боевой посох, расписанный под хохлому.
– Ты гляди, какая змеюка, вылитая моя тёща, та ещё ведзьма! - раздалось сбоку.
Пётр так увлёкся, что не заметил подошедшего товарища. «Сейчас здесь будет столпотворение, как у медведя», – понял он.
Парни уже вставали, один Задира молотил блины, как новомодная машина комбайн.
Слова Василя неприятно кольнули Петра, словно разрушилась некая интимная магия, связывающая его с той стороной. Словно, разглядывая рисунок, они будут делить с ним то, что он уже посчитал полностью своим.
Резко захотелось курить и побыть одному. «Чёрт с ним, найду ещё», – подумал Даданин о художнике и в одной гимнастёрке выскочил за дверь, которую указал им Андрей.
Проскочив двух бойцов с автоматами, Пётр затянулся папиросой и осмотрелся. Место ему не понравилось и вызывало подсознательное чувство тревоги. Участок двора был огорожен колючей проволокой, формируя длинный узкий прямоугольник. Начинаясь от крыльца, он заканчивался закрытыми воротами, отсекающими воинскую часть от внешнего мира. Автоматчики у ворот придавали месту зловещий оттенок.
«А куда идти-то?» – подумал Пётр. Глаза цепляли их автобус, отбрасывающий длинную тень, да с десяток лавочек по обе стороны от дороги. Внутренний дворик походил на какой-то отстойник для заключённых, а автоматчики – на конвой. Стоять тут было решительно незачем, да и холодно в одной гимнастёрке.
«Этот валенок что-то напутал», – зло отбросив окурок, Пётр двинулся в сторону крыльца.
– Стой! – автомат был направлен в сторону старшего сержанта, а бойцы, в которых Пётр опознал кольщиков дров, перестали напоминать деревенских увальней.
«А они воевали, – пронеслось в голове Петра. – Вон как зыркают, волчары». По спине пробежал холодок нехорошего предчувствия.
– Товарищи, вы же видели, я только что вышел. Ваш начальник сказал этому Андрею накормить нас и вообще, – Пётр поймал себя на заискивающем оправдательном тоне.
«Да кто они?» – заметалась мысль. Маска хозобслуги осталась там, в такой мирной, хорошо протопленной столовой с блинами и улыбчивой поварихой. А тут во дворе его держали под прицелом два тёртых бойца с холодными внимательными взглядами хищников. Такой взгляд он встречал в Польше у командира разведбатальона дивизии.
– Накормили? – усмехнулся автоматчик.
– Да.
– Ну вот. Если в эту дверь вышел, значит, не приняли. Раз не приняли, ходу на территорию части нет, – приподняв палец, совершенно без акцента сказал узкоглазый боец с лунообразным улыбчивым лицом.
– Товарищи, как же так, у меня шинель там!..
– Вынесут.
– Да нет! Вы не поняли, товарищи, я просто покурить вышел, мне назад нужно. Видите, я без шинели, я покурить! – выставив перед собой коробок спичек и пачку "Казбека", зачастил Пётр.
– Стой где стоишь, сержант, или устав караульной службы забыл? – усмехнулся первый часовой.
От этого фамильярного пренебрежительного «сержант» Петра бросило в жар. «Издеваются, суки!» – гнев толкнул его к автоматчику.
– Я старший сержант! Понял?! Ты! Старший сержант! Пока ты тут! Я в Польше! Понял?! – навалившись грудью на автомат, Пётр схватил бойца за отвороты шинели. Искажённое восприятие сержанта сфокусировалось на препятствии, не дающем войти в эту чёртову дверь. Риск получить пулю в упор или удар прикладом от второго бойца уступил неосознанной необходимости переложить вину на других.
Два хищника, оскалясь и давя друг друга взглядами, сцепились и замерли как сжатые пружины. Момент, когда часовой освободился от захвата и сам зафиксировал его шею, Пётр пропустил. Часовой притянул Петра к себе так, что они упёрлись лбами, и заглянул в глаза.
«Это не волк, это змей», – взгляд часового ввинчивался в мозг, давя гнев, а вместе с тем и желание драться.
– Польша, гришшь, а сейчас тарелка каши важнее приказа стала, – вбивая каждое слово в Петра, прошипел часовой.