Далее на сцене собираются четверо персонажей – граф, Клариче, Джокондо и Макробио, замечательный квартет, который они исполняют, по содержанию вначале представляет собой что-то вроде светской беседы, однако потом появляется управляющий, который вручает графу некую бумагу, ознакомившись с ней, граф меняется в лице и покидает компанию, изображая полное расстройство, но не открыв сути дела.
Следующий эпизод можно смело назвать сатирическим. Пакувио пытается всучить Макробио свои вирши для опубликования в его газете, тот, естественно, отбрыкивается, объявив в качестве оправдания, что статей у него на полгода вперед, и описывает в длинной арии, как у него приемной толкутся звезды — музыканты, танцовщицы, поэты, певцы, жаждущие быть упомянутыми на страницах газеты.
А далее идет большая красочная сцена. Джокондо ухаживает за Клариче, Макробио подшучивает над ними, обратившись для сравнения к персонажам «Неистового Роланда», в этот момент вбегают Баронесса и Донна Фульвия, возвещающие, что граф разорен, и поздравляющие себя с тем, что не успели выйти за него замуж. Вскоре является и сам граф, переодетый в турка, и на ломаном итальянском языке заявляет, что все в имении следует опечатать, в том числе, комнаты растерянных гостей. Стендаль пишет, что эта сцена имела фантастический успех у публики, и что оперу вся Ломбардия называла по слову sicillara (искаженное «опечатать»). Разумеется, маскарад завершается полным успехом: претендентки уступают права на графа Клариче, прихлебатели ретируются, только Джокондо и Клариче готовы поддержать графа в несчастьи, поэт предлагает Асдрубале свой дом (ничего иного у него, надо полагать, просто нет, поэт он поэт и есть), а Клариче – все, что имеет, в том числе сердце и руку. Теперь уже всем, и даже графу, ясно, кто есть кто, можно, так сказать, поощрить добро и наказать зло, является Фабрицио, размахивая «распиской, найденной в пыльном шкафу», долг тем самым аннулирован, граф снова при своих деньгах, и все счастливы.
Однако опера на этом не заканчивается, видимо, контракт, подписанный Россини, предусматривал два акта, и либреттист пускается на поиски новых комических ситуаций, а композитор пишет еще больше часа прекрасной музыки, в том числе очаровательный терцет и несколько других прелестных ансамблей.
Акт 2
Итак, все начинается с начала. Обойденные дамы мечтают о реванше, Джокондо о Клариче… Все отправляются на охоту, во время которой вдруг разражается буря (музыкально это дежурная буря Россини, кочующая из оперы в оперу), участники охоты, которых разметало в разные стороны, теряют друг друга и обнаруживаются поодиночке. Сначала на сцену выбирается Джокондо, который, воспользовавшись отсутствием посторонних, спешит поведать миру о своих страданиях по прекрасной Клариче, потом возникает сама Клариче, поэт умоляет ее не лишать его хотя бы надежд на будущее – а вдруг?.. Сердобольная Клариче разрешает ему надеяться, и надо же, чтобы именно эту реплику, с подачи Макробио и коварной баронессы, подслушал граф. И, разумеется, тут же вспомнил, что все женщины лживы, так что злополучной маркизе приходится опять что-то предпринимать. И Клариче бросает в бой тяжелую артиллерию, в данном случае, кавалерию. Она сообщает графу, что получила письмо от своего двоюродного брата Лючиндо, гусарского капитана, пропавшего без вести несколько лет назад, взволнованная и счастливая (как бы!) она торопится на встречу с ним, а гостеприимный, как всегда, граф предлагает ей пригласить Лючиндо к нему в имение. И Лючиндо приезжает.
В промежутке состоится еще «дуэль» — тот самый очаровательный терцет (который внимательный слушатель без труда обнаружит в написанной через несколько лет «Газете»). Джокондо и граф вызывают на дуэль Макробио, напечатавшего о них в своей газетенке бог весть что, совесть его, разумеется, не мучает, зато мучает страх, журналист -редкий трус. Два друга спорят, кто будет сражаться с Макробио первым, тот предлагает решить им этот спор на дуэли между собой, приятели соглашаются и понарошку вступают в бой. Кончается все тем, что перепуганный журналист принимает все обвинения и оскорбления в свой адрес. Все это, впрочем, происходит весьма весело, как обычно у Россини.