На рассвете по приказанию Невидимова [все] отправились в путь по горной дороге. Больных Сангоро и Дзиробэя островитяне несли на спине. По дороге встретились с Коити и Исокити и обрадовались, что и у тех и у других все благополучно. Отсюда все вместе пришли туда, где живут русские. Там было построено два дома, в одном жил Невидимов, в другом — [его] подчиненные. Кроме того, был еще склад, но он был сделан точно так же, как жилье. Поскольку людей было много и в домах было бы тесно, Кодаю со всеми спутниками на эту ночь поместили в кладовую. В кладовой хранились припасенные к зиме груды вяленой рыбы, вяленых гусей,. уток и т. д., и поэтому стояло такое зловоние, что нельзя было терпеть. Пришлось вынуть мешочки с благовониями, заложенные в одежду, жечь их на огне и так провести ночь.
Невидимов и прочие платят правительству налоги и приезжают сюда, чтобы на табак, мануфактуру, а также на воловьи и лошадиные шкуры, из которых делают байдары (см. рисунок), выменивать у островитян морских бобров, нерпу, морских львов и т. п. За ними с материка каждые пять лет приходит корабль и привозит на смену людей, а они погружают товар и возвращаются — [на родину]. Разумеется, корабль привозит смену не только на этот остров, но и на другие окрестные острова, и все возвращаются на родину на одном корабле.
Прошло уже больше двух месяцев, как Кодаю и другие прибыли сюда, но [они еще] не понимали ни одного слова. /21/ Однако было совершенно ясно, что Невидимов и его товарищи не местные жители. Поэтому, желая узнать, когда придет за ними корабль с соотечественниками, [наши] показывали им суда или изображали жестами паруса [русские], очевидно, поняли смысл этих [жестов], потому что нарисовали двадцать четыре кружочка, а над ними изобразили полумесяц. [Кодаю и другие моряки] все собрались и старались угадать, что это значит. Некоторые думали, что корабль придет через двадцать четыре дня, другие же считали, что через двадцать четыре месяца. Как бы там ни было, стали жить в ожидании этого дня. Но время шло, а о корабле ничего не было слышно. Тогда снова посоветовались и решили, что теперь уже ясно, что кружки означали двадцать четыре месяца. А коли уж за ними придет корабль, — [говорили все], — то не может быть, чтобы нас бросили на этом острове. Но мы и сами должны просить, чтобы нас во что бы то ни стало с первым же попутным судном отправили куда угодно, в любую страну, а уж если мы попадем на сушу, то снова сможем что-нибудь предпринять. С такими мыслями все ожидали корабль, возлагая на него все свои надежды. А между тем утром 9-го дня восьмой луны того же года (9/20 августа 1783 г.) умер от болезни отец Исокити Сангоро.
Однажды Сангоро собрал [всех] людей с [нашего] корабля и, обращаясь к Кодаю, сказал:
— Мы уже долгие годы являемся моряками и много раз терпели кораблекрушения и переносили всяческие лишения. Так что с какими бы несчастьями мы ни встретились, нас это особенно не встревожит. А вот [ты] по природе не моряк, а приемный сын в семье капитана, [у тебя] нет мореходного опыта, и в такое положение [ты] попал, верно, впервые. [тебе], конечно, повредят непривычные климат и пища. Поэтому, пока не поздно, напиши завещание и письмо на родину. Не может быть, чтобы хотя бы один или два человека из шестнадцати /22/ не вернулись на родину, они и передадут там письмо. Нам не о чем даже и пожалеть, если мы так и скончаемся здесь. А ведь у тебя большое состояние, и ты должен подробно напесать, как хочешь им распорядиться после смерти, чтобы потом это не лежало [у тебя] на душе.
Так [он] увещевал [кодаю], а оказалось наоборот: он сам умер раньше [его], а Кодаю выжил и теперь сумел вернуться на родину. Разве не является [он] до удивления везучим человеком!