Выбрать главу

Таково было политическое деление общества, основанное на отношении лиц к верховной власти. Но рядом с этим делением заметно в XII веке и другое — экономическое, державшееся на различии имущественных состояний. Так, в среде княжих мужей возникает класс привилегированных землевладельцев, которые в Русской Правде носят название бояр. Точно так же в сельском населении образуется два класса. Свободные крестьяне, жившие на княжеской, государственной земле и обрабатывавшие ее своим инвентарем, назывались смердами. Крестьяне, селившиеся на землях частных владельцев, бравшие у них ссуду с менами или деньгами и обрабатывавшие свои участки хозяйскими орудиями и скотом, назывались ролейными закупами, или наймитами. Смерды были вольные крестьяне; закупы составляли полусвободный класс, нечто вроде временнообязанных крестьян. Таков был склад управления и общества в период очередного княжеского владения Русской землей.

Гражданский порядок. Русская Правда. Ее происхождение. Источники и содержание. Теперь обратимся к изучению гражданского порядка, ежедневных частных отношений лица к лицу и тех интересов и понятий, которыми эти отношения направлялись и скреплялись. Частная юридическая жизнь древней Руси наиболее полно и верно отразилась в древнейшем памятнике русского права, в Русской Правде. Читая Русскую Правду, прежде всего узнаем по заглавию памятника в древнейших списках, что это «суд», или «устав», Ярослава. В самом памятнике не раз встречается замечание, что так «судил», или «уставил», Ярослав.

Но I) мы встречаем в Правде несколько постановлений, изданных преемниками Ярослава, его детьми и даже его внуком Мономахом, которому принадлежит закон, направленный против ростовщичества и занесенный в Правду. Итак, Правда была плодом законодательной деятельности не одного Ярослава.

II) Текст некоторых статей представляет не подлинные слова законодателя, а их парафразу, принадлежащую кодификатору, или повествователю, рассказавшему о том, как закон был составлен. Такова, например, вторая статья Правды по пространной редакции. Статья эта гласит: «После Ярослава собрались сыновья его Изяслав, Святослав, Всеволод и мужи их и отменили месть за убийство, а установили денежный выкуп, все же прочее как судил Ярослав, так уставили и его сыновья». Это, очевидно, не подлинный текст закона Ярославовых сыновей, а протокол княжеского съезда или историческое изложение закона словами кодификатора.

III) В Русской Правде нет и следа одной важной особенности древнерусского судебного процесса, одного из судебных доказательств, судебного поединка, или поля. Между тем сохранились в древних источниках нашей истории следы, указывающие на то, что поле практиковалось как до Русской Правды, так и долго после нее. Почему Правда не знает этого важного судебного доказательства, к которому так любили прибегать в древних русских судах? Она знает его, но игнорирует, не хочет признавать. Находим и объяснение этого непризнания: духовенство наше настойчиво в продолжение веков проповедовало против судебного поединка, как языческого остатка, обращалось даже к церковным наказаниям, чтобы вывести его из практики русских судов, но долго его усилия оставались безуспешными. Итак, замечается и некоторая солидарность между Русской Правдой и юридическими понятиями древнерусского духовенства.

IV) По разным спискам Русская Правда является в двух основных редакциях, в краткой и пространной. В письменности раньше становится известна последняя: пространную Правду мы встречаем уже в новгородской Кормчей конца XIII в. Эта пространная Правда является всегда в одинаковом, так сказать, юридическом обществе. Краткая редакция Правды попадается чаще в памятниках чисто литературного свойства, не имевших практического судебного употребления, в летописях. Правду пространную встречаем большею частию в Кормчих, иногда в сборниках канонического содержания, носивших название Мерила праведного. Таким образом, эту редакцию Русской Правды встречаем среди юридических памятников церковного или византийского происхождения, принесенных на Русь духовенством и имевших практическое значение в церковных судах. Вот члены этого церковно-юридического общества Правды. Древняя русская Кормчая есть перевод византийского Номоканона. Номоканон есть свод церковных правил и касающихся Церкви законов византийских императоров. Этим сводом и руководилась древнерусская Церковь в своем управлении и особенно в суде по духовным делам. Византийский Номоканон, наша Кормчая, является в нашей письменности с целым рядом дополнительных статей. Главные из них таковы: 1) извлечение из законов Моисеевых; 2) Эклога, свод законов, составленный при иконоборческих императорах первой половины VIII века Льве Исаврянине и его сыне Константине Копрониме; 3) Закон судный людем: это славянская переделка той же Эклоги, сделанная для Болгар вскоре после принятия ими христианства, т.е. в IX веке; 4) Прохирон, законодательный свод императора Baсилия Македонянина IX века; 5) целиком или отрывками церковные уставы наших первых христианских князей Владимира и Ярослава. Среди этих-то дополнительных статей Кормчей обыкновенно и встречаем мы нашу пространную Правду. Так она является не самостоятельным памятником древнерусского законодательства, а одной из дополнительных статей к своду церковных законов.

V) Разбирая эти дополнительные статьи, мы замечаем некоторую внутреннюю связь между ними и нашей Правдой: некоторые постановления последней как будто составлены при содействии первых. В числе статей упомянутого Закона судного людем мы встречаем постановление о том, как наказывать человека, который без спроса сядет на чужую лошадь: «аще кто без повеления на чужом коне ездит, да ся тепеть по три краты», т.е. наказывается тремя ударами. В нашей Правде есть постановление на тот же случай, которое читается так: «аже кто всядеть на чюжь конь не прашав, то 3 гривны». Русь времен Правды не любила телесных наказаний; византийские удары переведены в Правде на обычный у нас денежный штраф — на гривны. Так мы замечаем, что составитель Русской Правды, ничего не заимствуя дословно из памятников церковного и византийского права, однако руководился этими памятниками. Они указывали ему случаи, требовавшие определения, ставили законодательные вопросы, ответов на которые он искал в туземном праве.

Изложенными наблюдениями объясняется происхождение Русской Правды. Мы замечаем, что Русская Правда еще составлялась и в ХII веке, долго после смерти Ярослава, что она представляет не везде подлинный текст закона, а иногда только его повествовательное изложение, что Русская Правда игнорирует судебные поединки, несомненно практиковавшиеся в русских судах XI и XII вв., но противные Церкви, что Русская Правда является не особым самостоятельным судебником, а только одной из дополнительных статей в Кормчей и что эта Правда составлялась не без влияния памятников византийского права, среди которых она вращалась. Совокупность этих наблюдений и приводит к тому заключению, что читаемый нами текст Русской Правды сложился в сфере не княжеского, а церковного суда, в среде церковной юрисдикции, нуждами и целями которой и руководился составитель Правды в своей работе. Церковный кодификатор воспроизводил действовавшее на Руси право, имея в виду потребности церковной юрисдикции, и воспроизводил только в меру этих потребностей. Этим объясняется, почему в Правде нет постановлений о преступлениях политических, которые не подлежали церковному суду, также об оскорблении женщин и детей и об обидах словом, которые разбирались исключительно церковным судом, но на основании не Русской Правды, а особых церковных законов. Со времени принятия христианства русской Церкви была предоставлена двоякая юрисдикция. Она, во-первых, судила всех христиан, духовных и мирян, по некоторым делам духовно-нравственного характера; во-вторых, она судила некоторых христиан, духовных и мирян, по всем делам, церковным и нецерковным, гражданским и уголовным. Для церковного суда над этими христианами по нецерковным делам и был необходим церковным судьям писаный свод местных законов. Необходимость эта обусловливалась двумя причинами: 1) первые церковные судьи, Греки или южные Славяне, незнакомы были с русскими юридическими обычаями; 2) этим судьям нужен был такой писаный свод туземных законов, в котором были бы устранены, по крайней мере изменены, некоторые туземные обычаи, особенно претившие нравственному и юридическому чувству христианских судей, воспитанных на византийском церковном и гражданском праве. Этими потребностями и вызвана была в церковной среде попытка составить кодекс, который воспроизводил бы действовавшие на Руси юридические обычаи применительно к изменившимся под влиянием Церкви понятиям и отношениям. Плодом этой попытки и была Русская Правда. Начало ее составления относится ко времени Ярослава, почему Русская Правда и носит имя этого князя. Завершение этой работы над сводом можно отодвигать не далее конца ХII в. Итак, Русская Правда вырабатывалась около полутора столетия.

Указав происхождение памятника, отметим его юридические источники. По договорам Руси с Греками (X в.) некоторые преступления, совершенные Русскими в Царьграде, наказуются денежной пеней «по закону русскому». Этот закон русский, т.е. обычное право древней языческой Руси, и лег в основание Русской Правды, был основным ее источником. Но рядом с этим кодификатор черпал и из других источников, которые давали ему постановления, изменения или развивавшие древний юридический обычай Руси. Эти источники были таковы: 1) законодательные постановления русских князей: так, во 2-й статье пространной Правды изложен закон Ярославовых сыновей, заменивших родовую месть за убийство вирой, денежной пеней; 2) судебные приговоры князей по частным случаям: таков приговор Изяслава Ярославича, присудившего к двойной вире жителей Дорогобужа за убийство княжеского «конюха стараго», т.е. конюшего старосты, или приказчика; приговор этот занесен в Правду, как общий закон, причисливший княжеского старосту конюшего по размеру пени за его убийство к составу старшей дружины князя; наконец, 3) законодательные проекты духовенства, принятые князьями. Следы этой законодательной работы духовенства мы замечаем уже в летописном рассказе о князе Владимире. Когда усилились разбои в Русской земле, епископы предложили этому князю заменить денежную пеню за разбой более тяжкой правительственной карой; в Русской Правде мы находим постановление, в силу которого разбойник наказуется не денежной пеней, а потоком и разграблением, конфискацией всего имущества преступника и продажей его самого в рабство за границу со всем семейством.