Панафье понял, что доктор готов все объяснить, а главное – доказать, что счастливцы, которых публика превозносит, очень часто должны были бы учиться у молодых докторов, и поэтому он с удовольствием ухватился за этот случай, продолжая поспешно:
– Вы говорите – «живой человек». Разве вы предполагаете, что Адель Мазель была уже мертва, когда убийца вонзил ей нож в левый бок?
– Да, мой милый, я иду даже дальше. Я утверждаю, что удар поразил только труп.
– Вы убеждены в этом? – спросил Панафье, напрасно стараясь скрыть волнение, с которым выслушивал ответы Жобера.
– Конечно, убежден, – ответил последний.
– И можете доказать это?
– Конечно, – небрежно подтвердил доктор, наливая в стакан шампанское. – У меня даже есть вещественное доказательство.
– Доказательство?
– Да, но не все ли равно, мой милый, как эта несчастная была убита. Главное, что она была убита. Убийца был найден, предан суду, осужден и казнен, следовательно, дело закончено.
Панафье не знал, что ответить на замечание приятеля, очевидно, утомленного этим разговором и хотевшего прекратить его. Тогда он решился говорить яснее:
– Выслушайте меня, мой милый Жобер. По особым причинам мне нужно узнать точные сведения относительно этого предмета. Прошу вас, не удивляйтесь моей настойчивости. Я изучаю это дело, и мне нужно знать правду. Помогите мне восстановить факты.
– Но, мой милый Поль, я в вашем распоряжении и могу сказать вам все, что знаю.
– О, благодарю вас!
Доктор взял сигару, откусил кончик зубами, закурил ее и тогда уже заговорил:
– Я уже вам сказал, что делал вскрытие под руководством доктора-эксперта – человека с наградами, как вы его называете, и что вследствие этого я в состоянии судить о причине смерти.
– Да, – проговорил Панафье, – ну и что же?
– Прежде всего, положение трупа, спокойствие его лица, небольшое количество вытекшей крови – все это заставило меня сомневаться в том, что смерть была результатом ран, нанесенных острым оружием, так как эти раны дают много крови и их количество заставило бы предположить о сильном сопротивлении жертвы, о сопротивлении, которое оставило бы следы тех усилий, которые должен был употребить убийца, чтобы победить его.
– Совершенно верно, это именно то, что я думал! – вскрикнул Панафье.
Жобер задумался на несколько минут, припоминая то, что произошло полтора года тому назад, и продолжал:
– Внимательный осмотр каждой раны в отдельности и даже раны в левом боку подтверждал мое предположение. Я спрашивал себя: «Не были ли эти раны нанесены после смерти?» Но отсутствие других причин смерти заставило доктора прийти к выводу, что те раны, которые он видел, были смертельны.
– Но каким образом этот знаменитый доктор может давать такое категорическое заключение, если он сам сомневается? – спросил Панафье, ударив по столу. – Ведь этот господин подписался, что смерть наступила в результате ранения в левый бок, из-за чего произошло внутреннее кровоизлияние.
– Все люди ошибаются, – отозвался Жобер, – и доктора тоже.
– Но, мой милый, от медицинской экспертизы очень часто зависит жизнь человека.
– Конечно, но этот бедный старый доктор, видимо, находился под влиянием убедительных доказательств, добытых следствием против обвиняемого. По всей вероятности, уверенность в виновности того заставила его дать свое заключение немного поспешно. Я не знаю – почему, но по окончании вскрытия я не в состоянии был отойти от этого тела. Мне хотелось найти причину, которая ускользнула от эксперта. Я приказал перенести труп в мой павильон в практической школе и там, оставшись один, начал снова внимательно осматривать тело. Перевернув труп на грудь, я поднял длинные волосы, распущенные по плечам и, свернув, закрепил их на затылке. Когда низ затылка открылся, и я с восторгом глядел на грациозную линию шеи, мой взгляд вдруг словно споткнулся: мелкие вьющиеся волосы внизу затылка были слипшимися и засохшими. В эту минуту – не помню, как и почему – но я вспомнил о том, что несколько капель крови были найдены на подушке жертвы, и сразу же, вследствие естественного течения хода мыслей, я увидел связь между пятнами на подушке и слипшимися волосами. Я тут же взял лупу, осторожно приподнял слипшуюся прядь волос и под ними заметил небольшую черную точку, настолько маленькую, что она, без сомнения, ускользнула бы от невооруженного взгляда; дотронувшись до этой точки, я почувствовал под пальцем какое-то твердое тело. Не в состоянии объяснить себе, что это, я сделал в этом месте легкий надрез, и в ране появилась верхушка золотой иголки четырех-пяти миллиметров в диаметре.