Выбрать главу
Оставьте, грусти и шалости,     Чуть-чуть сумасшедших. Возьмите свечи, пожалуйста,     Нужно зажечь их. Встретьте на нашей лестнице     Гостей верниссажа! Про того, кто встретить поленится,     Госпоже мы разскажем. Здравствуйте! Вот наши комнаты –     Столовая и гостиная. Побудьте здесь и запомните     Верниссаж Мезонина!
У круглаго камня.
Белея, ночь приникла к яхте, Легла на сосны пеленой… Отава, Пейва, Укко, Ахти, Не ваши ль тени предо мной?
Есть след ноги на камне старом, Что рядом спит над гладью вод. Туони! ты лихим ударом Его отбросил от ворот!
Бывало, в грозные хавтаймы, Неся гранитные шары, Сюда, на тихий берег Саймы, Вы все сходились для игры.
Где ныне косо частоколом Вдали обведены поля, Под вашим божеским футболом Дрожала древняя земля.
И где теперь суровый шкипер Фарватер ищет между скал, Когда-то Юмала-голькипер Лицо от пота омывал.
Былые матчи позабыты, И вы – лишь тени в белой мгле, Но тяжкие мячи-граниты Лежат в воде и на земле.

Валерий Брюсов.

1913.

Хрисанф

«Мне страшно, как будто я медиум…»

Мне страшно, как будто я медиум. Миленькая, послушайте: Закуталась ночь неведеньем, Как шалью старушечьей.
Идет, ни на что не похожая, Немножко хихикая, сердится. Все страхи с минутною дрожью Фотографирует сердце.
Льет призраки ночь, как олово, Гадает она потихоньку. В страшную эту столовую Придите-же Вы, о, тоненькая.
Вы сделайте многоуютнее Ночью, под лампою, в комнате. Не знаем старинной мы лютни, О страсти споем мы, пойдемте.
Пойдемте, наполним неведеньем Рюмки, и будем здесь чокаться. Ни ночь не увидит, ни медиум Нежно-невиннаго фокуса.

«Очень печальных сумерок…»

Очень печальных сумерок Задумчивыя материи. Вздохнув, нечаянно умерли Не думанныя потери.
Вечер усталым философом Грусть опускает на стены. Бродят в туманном и розовом Не усыпленныя страсти.
Кем-то, наверно, подслушанный С ними иду под карнизами. Кто позовет меня к ужину, Где шалости и капризы?
Двери их с музыкой заперты Близкия и далекия. Шатаясь, твержу безалаберно Незаданные уроки.
За стеклами окон нет месяца, Скользит уже ночь по инерции. Нежность и боль не поместятся В ими замученном сердце.