Бык у нас такой, вечно бубнит, ага. Я хотел ему нос в щеки забить, и тут по нам прожектор вдарил. Догнали мы их, ага.
Тот, за кем мы бежали следом, на паука не походил. Я сперва здорово удивился, когда его зад увидал. Антиресный какой-то, вроде полевой кухни или вроде гусеницы. Сверху ящики железные, округлые такие, а понизу ноги короткие. И длинный, гад, он спрятался, ловко так в поворот вошел. И собой дорогу дальше запер.
— Мать честная! — охнул патрульный. — Что за тварь?
— Стены не этот обдирал, — сказал дядька Степан. — Там впереди еще один, тот пошире будет!
Не договорил. Я по свисту понял — тяжелое в нас летит.
— Ложии-ись!
Как бабахнет! Болванками стальными, гад, кидался. И сразу за первой — вторая. Бахнуло железом об железо, эхо туда-сюда загуляло. Но порохом не разит, и взрыва не было. Привстал я маленько, оглянулся, ага. Патрульного старого насмерть убило, лежит, ноги трясутся, и еще ранило кого-то, но не из моих парней. Позади слышно — матюкались, пыль столбом, в стене коридора дыра получилась, состав-то уже старый, хлипкий, оплетка изнутри трухлявая торчит.
— За мной, качаемся, мужики!
Ну чо, кто-то должен встать, я и встал. Чо впереди — видно совсем хреново стало. Пылища-то прет, и рев стоит. Прожектор у этого гада ликтрический, жалко стрелять, но пришлось. Хотя от цементного тумана прожектор еле светил, ага. Тут гад, на полевую кухню похожий, маленько задом сдал, из-за угла выполз, весь обломками засыпанный. Ешкин медь, у него болванок штук сорок, наверное, и такая приспособа поверху, вроде камнемета, и видно, что недавно сделана. Я ж говорю, сервы здорово меняться стали, но, чтобы оружие себе придумывать — такого мы пока не встречали.
Вот и встретили, ешкин медь. Стал он швырять железяки то понизу, то поверху, хрен проскочишь. В тоннеле грохот стоит, хоть ухи воском затыкай! Осколки острые со стен летят, хуже чем пули.
— Огонь! Огнемет — огонь, мать вашу!
Ну чо, полыхнуло здорово, красиво так. Бык оскалился, ну чисто обезьян, ноги враскоряку — и давай поливать!
Поганки, что по потолку росли, мигом зажарились, жри — не хочу, даже вкусно запахло, что ли. Пока мужики баллон меняли, я рванул еще ближе, картечницу на упор ставлю, Ивану машу. Тот прибег, ага, живо обе затравки запалили, как вмажу!
— Попаа-ал! Молодец, Славка, попал!
Дык чо молодец-то? С десяти метров били, тут и слепой не промажет. Прямо в камнемет этот долбаный залепил, там у него мигом заклинило. Видно — шестерни крутятся до половины, а дальше не идет, и поршень загнуло. Жопа его раскалилась, смесь по броне текет, черный стал, точно сом копченый, но живой!
— Урра, братва, дави!
А чо дави-то? Этот длинный, многоножка, он же все равно застрял, весь проход собой загородил. А морды евонной и не видать, ага. Зато за ним стало видать другого. Тот паук оказался, обычный такой серв, сволочь поганая. Он кверху лапами висел, за потолок враскоряку держался и двумя сверлами сверлил. Вот гад, у него заместо двух клешней такие сверла оказались, толще моей руки!
И высверлил он уже глубоко, на метр туда влез. Куски обшивки вниз кидал, на напарничка своего, многоножку-то.
— Славка, они же к школе подбираются! Я прикинул. Как мы сворачивали, здесь над нами школа где-то! — Степан возле меня в стенку вжался, голова вся песком серым засыпана.
Тут я тоже маленько в башке покрутил, как мы шли. Так и есть, сволочи, прямо под школой роют. А ведь как раз туда всех мальцов отвели, ешкин медь. Это название такое — школа, на самом деле там и садик для мелкоты, и кухня у них своя, и биоочистка, и спальни, и вокруг дополнительный кожух защиты. Бункер в бункере, что ли. Туда детей всегда приводят, если общая тревога.
Ух, какая меня злость взяла!
— Степан, сбей ему фонарь! В глазья бьет, сука такая!
Вжжж-ахх!
Опять болванка, еще и еще. Камнемет заломался. Так этот гад клешни вытянул, стал кидаться. Ни фига себе клешни, острые такие, вроде кусачек, на шлангах. Пристрелялся он здорово. Я успел, ешкин медь, шагов пять сделать, пришлось в стенку влипнуть. Позади заорали, парню с патруля башку набок свернуло. Еще двоих раскидало, что мортирку волокли. Мортира набок упала, бомбы посыпались. А чо делать, все лежат, мордами в землю воткнулись, попробуй встань, когда пудовые гайки летают! А дымища такая, дышать вообще нечем, я харю тряпкой замотал, из глаз слезы текут…
А сволочь эта наверху сверлит и сверлит!
— Бык, огнемет! Иван, картечницу давай!
Степан грохнул из самопала, еще грохнул. Вроде звякнуло впереди, но прожектор не пробил.
Пока Иван с Кудрей за углом картечницу снаряжали, я пополз к мортирке. Глянул — наших человек двадцать за углом собралось, вторую мортиру тащили, и, похоже, собрались они разом штурмовать. Кашляли все, хари закрывали, глаза терли. За главного там был командир Патрульной роты.