— Ой, вот не надо рожу такую строить, прямо как голодный обезьян, — зафыркала Иголка. — И вовсе не я с ним сговорилась, а папаня мой, только давно. Меня еще на свете не было, вот так. Папаня когда-то Чичу помог, спас его, когда тот без руки остался. Руку папаня не смог спасти. Папаня мне рассказал — с Чичем они когда первый раз на Пепле столкнулись, едва не поубивали друг друга, вот так. Чич на Пепле тоже прожигал что-то. А потом исчез, долго его не было. А потом снова появился, на Мертвой зоне контейнер железный себе занял, гадать стал. Потом захворал сильно, вот так. Вечно на Пепел лазил, вот болячку злую и подцепил. Правда, в тот год многие болели, и с Пасеки тоже, и наших много померло…
Иголка вздохнула, пригорюнилась. Чо-то в ней запортилось в последнее время, с лица потемнела, что ли. В малинник с ней ходили, мяса набрал, так не кушала совсем…
— Ну а дальше? Комментируй дальше-то! — задергался рыжий.
— Вот я и говорю, померли тогда многие. А Чича папаня вылечил тогда. Ну, то есть не вылечил, а культю ему зашил, кровь остановил, вот так. Они потом вместе на Пепел ходили, штуки всякие прожигать. Это еще до того, как мусорную фабрику Полем смерти накрыло… Ой, не, это я путаю. Поле уже уползло за реку тогда, мороков по реке пускало, но я не помню, я маленькая была, с Пасеки никуда не ходила. А потом Чич снова пропал надолго, вернулся уже с учениками, драки стал судить, вот так. Он вообще… — Иголка задумалась. — Он вообще чудной какой-то…
— Это мы заметили, — прокряхтел Голова.
— Ой, подумаешь, разочек тебе мозги тряханули, уже весь разобиделся! — заржала Иголка. — Отшельник, он чудной, он на Базаре раньше почти и не жил. Папаня говорит — его по многу месяцев не было, и никто не знал, куда он провалился. А потом — раз, и снова на Пепле кружит, ищет чего-то. Гадал лучше всех и судил честнее всех, вот так. А папане моему сказал, что долг вернет. А папаня ему ответил, мол, вернешь долг моим дочкам, вот так. Ой, ну я же старшая, вот мне пусть долг и вернет…
— Но как ты узнала?
— Чич сам меня нашел. Когда я с медом на Базар приезжала. Спросил, как вас на Пасеке лечат. Спросил, добыли ли вы то, что велел Хасан. Я не призналась, он еще смеяться стал. Сказал вот что. Если к Хасану пойдете, значит — добыли и спрятали. И что маркитанты вас обманут, убить даже могут…
— Ну ты глянь! — развел руками Голова. — А ты, выходит, стала его умолять, чтобы нас выручил? А ты не подумала, что он это затевает, чтобы желчью завладеть?
— Ой, не ершись, ершился тут один такой… Я сразу подумала, ну и что, пусть берет, лишь бы вас не тронули. Отшельник теперь долг отдал.
— Да, — сказал Голова, — это ты здорово придумала… Только чего отшельнику от нас надо?
— Ему надо к Садовому рубежу, — пожала плечами Иголка. Просто так сказала, будто Чичу на колодец за водой хотелось дойти.
Ну чо, проводил я Иголку до леса, пожомкались маленько, не без того, но до самой малины дело не дошло. Иголка в лесу стеснялась, что ли. Да и вообще, маленько странная стала. Раньше, как прибежит ко мне, на ходу одежку снимала, а теперь вроде сторонилась. Я уже спрашивал, что так, может, не нравлюсь больше? Не, говорит, дурак ты у меня, Славушка. Ну чо, дурак так дурак, лишь бы с ней навсегда…
— Ты меня прости, — сказал я. — Вишь как оно вышло, не видать мне теперь места в караване. Теперь мне и на Базаре-то явиться страшно.
— Ой, да это все фигня, — Иголка подпрыгнула, меня еще разок в щеку клюнула. — Главное — ты живой, вот так.
— Дык… как же мы теперь вместе торговать поедем? Вон Голове шепнули, мол, Хасан ищет, кто дружков его загубил.
— Все фигня, кроме пчел, — повторила смешную отцовскую присказку Иголка. — Чич знает, что делать. Ты главное — карту достань. Я верю, ты у меня самый смелый и умный.
После таких слов я понял — а ведь права моя женщина. И вправду я самый смелый и умный. Перекрестился я — и рысью на Факел. На Факеле все же торговцы стрелять меня не будут.
Батю я маленько боялся, думал — наорет на меня. Вообще-то он особо не орет, но может так тихо сказать, что выходит хуже крика. Дык на то и дьякон, он ведь как железный гвоздь. Если уж честно, то я бати боялся не маленько, а здорово так боялся. Аж зубы во рту тряслись.
Ну чо, батя орать не стал. Все-таки праздник на Факеле, великий праздник — День Знаний. Завсегда его первого сентября празднуем, с незапамятных времен повелось. У сеструхи хранится журнала старая, мышами объетая маленько, ее первого сентября в большую столовую выносят и под крестом Спасителя кладут. Чтобы все видели и помнили про День Знаний. В журнале русскими буквами записано, что это самый светлый праздник для всех… Дальше, правда, оторвано маленько, но картинка на весь лист, картинку хорошо видать. Девчушка там такая, светленькая, и одета страсть как красиво, с цветочками. Девчушка звонит в колокольчик, вроде рынды, что у механиков на Автобазе висит, только маленький. Звонит и смеется, ага. А вокруг — народищу! Тьма народищу, тьма, все руками машут и цветами зачем-то машут и орут. И сразу ясно, что День Знаний был самым развеселым праздником на Руси.