— Вы правы, полезно подумать перед принятием важного решения. И все-таки попросим товарищей, руководящих театрами, подготовить постановление о вашем переезде в Москву. Ленинград не будет обижен — товарищ Преображенская прекрасно выполняет там свою работу.
Я поблагодарила за любезное приглашение.
Сталин искоса взглянул на меня. Это длилось мгновение, но я на всю жизнь запомнила этот оценивающий взгляд.
Через месяц я получила приказ о переводе в Большой театр.
Еще в Ленинграде я вышла замуж за оперного певца Дмитрия Семеновича Мчедлидзе. С самого начала стало ясно, что наше супружество сложилось очень неудачно. После долгих разговоров мы решили жить отдельно и независимо, но без развода.
ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ ДЖУГАШВИЛИ-СТАЛИН
Дирекция Большого театра оказала мне торжественный прием. Я думаю, что это была обычная дань вокальным способностям.
Наконец-то мои самые сокровенные мечты сбылись: я стала солисткой главной оперы страны, буду петь на сцене, на которой пели великие артисты — Шаляпин, Собинов, Нежданова…
Утром 7 ноября состоялся парад, посвященный пятнадцатой годовщине Октябрьской Революции. Вечером я пела в опере Римского-Корсакова. В правительственной ложе Сталин оживленно беседовал с окружающими.
Восьмого должен был быть концерт в Кремле с моим участием, но в шесть часов вечера мне сообщили, что концерт отменяется. Потом мы узнали: в этот день скоропостижно скончалась Надежда Аллилуева — жена Сталина.
Спустя несколько дней Сталин присутствовал на премьере «Бала-маскарада» Верди, а в конце декабря — на представлении «Демона».
В новогоднюю ночь я пела в Кремле. После концерта артистов пригласили на ужин. За столом я сидела между Сталиным и Ворошиловым. Иосиф Виссарионович ел мало, почти не пил, не спуская с меня глаз. Прием закончился поздно. В кармане своего мехового манто я нашла записку, написанную незнакомым почерком: «Около Манежа Вас ждет машина. Шофер отвезет Вас. Прошу сохранить эту записку». Подписи не было. Я очень испугалась, но было уже поздно просить у кого-нибудь совета.
Ночь была холодной и вьюжной. От страха у меня темнело в глазах: вспомнила, как Сталин взглянул на меня во время нашей первой встречи в правительственной ложе Большого театра. И почему за столом на новогоднем приеме я сидела рядом с ним? Может быть, он просто влюбился в меня? Это меня приободрило: ведь красивая женщина и должна нравиться мужчинам, не об этом ли писали философы, поэты и драматурги всех времен и народов?..
В воротах Кремля ко мне подошел мужчина среднего роста, поздоровался и сказал: «Вас ждет машина, там вы согреетесь. Сегодня очень холодно, — 32°С. Другой человек высокого роста проводил меня, усадил в машину.
Мы поехали. Кремль остался позади. Проехали маленькие домики у Дорогомиловской заставы, свернули с шоссе, подъехали к воротам дачи. Шофер посигналил. Из проходной вышли несколько штатских и военных. Мужчина гигантского роста, видимо старший, громко приказал: «Предъявите ваши документы».
Показала свой паспорт и удостоверение. Ворота автоматически открылись, и я вошла во двор прекрасной старинной усадьбы. Молчаливая женщина провела меня в холл. Еще разрумяненная и замерзшая, я села на диван, не снимая пальто.
— Приехали, Вера Александровна?
Узнала гортанный голос Сталина.
— Да, Иосиф Виссарионович, только что.
— Чувствуйте себя как дома.
Женщина унесла мое манто, муфту, маленькую шапочку и варежки. Ее серые глаза были совершенно безразличны.
— Вы проголодались, — мягко заговорил Сталин, — пойдемте в столовую, стол накрыт. Пожалуйста, не стесняйтесь.
Было приятно идти по мягкому, пушистому ковру. Маленький стол, накрытый белоснежной кружевной скатертью, был сервирован на двоих тонким фарфором и тяжелым столовым серебром.
Увидев на столе различные деликатесы, я почувствовала голод. С удовольствием пила ароматные, выдержанные вина. Удивилась, что в январе можно есть свежие овощи и фрукты — огурцы, редиску, помидоры, груши, яблоки. Я была несколько ошеломлена всем этим великолепием.
— Я велю, чтобы вам доставили вино, икру, сладости, овощи, фрукты.
— Очень благодарна вам, Иосиф Виссарионович… Уже очень поздно, пора возвращаться домой. Вы тоже, наверное, устали.
— Вера Александровна, хочу поговорить с вами. Пойдемте в другую комнату, там нам не помешают.
Понять Сталина было трудно: он говорил с очень
сильным кавказским акцентом, а переспрашивать я не решалась.
После ароматного крепкого кофе и чудесного грога я чувствовала себя великолепно, мои сомнения и страх улетучились. Пошла за ним и заметила, что Сталин был ниже меня.